Контрудар

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да, да, не дело, — обратился к Дындику Твердохлеб. — Раз у него поведение неправильно идет по маршруту указанной жизни, то мы имеем право не молчать.

— Как ты смотришь, товарищ командир, если мы созовем партсобрание? — обратился к Полтавчуку Алексей.

— Правильно. Надо решить этот вопрос по-нашему, по-большевистски, и чем скорей, тем лучше, товарищ Булат.

42

Рядышком, как сторожевые будки, застыли лачуги — жилища шахтеров. Булат открыл законопаченную паклей и обитую тряпками единственную дверь халупы. С узенькой дощатой койки навстречу Алексею поднялась худая, изможденная женщина.

— Вы до нас?. Входите, входите смелее, товарищ. Табуреточек нет, а вы сюда пожалуйте, на коечку…

Женщина забрала у Булата пояс, сумку.

— Нет, милая, я устроюсь здесь, на лавке.

— Как же так можно? Такие гости и на лавке! Там где-то и мой вояка идет. Уж Гришутка мой спрашивает: «Когда это наш батя придут?» Вот хорошо, стало немножко теплее. Всю зиму мерзли, как собаки. Пойдешь к управляющему, а он, скалыга, смеется тебе в глаза и так говорит: «Кто не работает, тот да не ест».

Шахтерка раздула потухший было казанок.

— Значит, нашим законом и по нас, — усмехнулся Булат. — Видать, змей ваш управляющий.

— В натуре буржуйский пес! — всхлипнула женщина. — Как стала Деникину неустойка: «Может, тебе, Андреиха, антрациту? Приходи». По гордости не хотелось бы идти к этой собаке, так опять-таки та детвора. Эх, хоть для них вы добудете лучшую жизнь…

С улицы донеслись громкие голоса, ругань, топот ног. Возня происходила где-то вблизи.

Булат вышел наружу. Возле соседней хибарки шумели какие-то люди. Всмотревшись в темноту, Алексей узнал Кнафта. Возле него на дороге топталась Грета Ивановна.

— Так вы что хотите, идолы? — гремел голос Кнафта. — Чтобы весь штаб бригады заразился? Не знаете, что ли, — деникинцы пооставляли кругом своих тифозных.

— Мы ничего такого не хотим. Мы хотим, чтобы вы дали людям полный покой, и никакие мы тебе, штабная крыса, не идолы.

— Мы тоже люди, — отвечал Чмель, расположившийся в соседней лачужке. — Давай затуляй дверь. Живее! Хату остуживаешь!

— А я вам говорю — освобождайте! В штабном доме тифозные. Я вам, кажется, говорю русским языком.

— Иди, где нет тифозных, я тоже лопочу не по-турецки.

— Ну, ну, мотайте отсюда и поживей!