Тополя нашей юности

22
18
20
22
24
26
28
30

— Скряга старый, — говорила она. — Из-под себя подобрал бы. Я в голод продала все свое приданое, а он пуда картошки не одолжил. Нет у него бога в душе…

О боге говорили и дед и мать, но по-разному. Выходило, что у каждого есть свой собственный бог. Дедов бог был грозный, он был против колхоза, комсомольцев, новых порядков. Бог, которого призывала в свидетели мать, должен был наказать деда за его скупость, за то, что он не сочувствует людям. Во всем этом было трудно разобраться. Дед часто рассказывал Яше о Страшном суде, который наступит очень скоро. На этом суде бог спросит каждого, кто как жил, как почитал бога.

Яша однажды поинтересовался:

— А ты, дед, боишься Страшного суда?

— Все мы грешные, внучек…

— А почему ты не дал картошку, когда у нас не было? Бог же об этом знает.

Дед разозлился и прервал разговор. О своих грехах он говорил менее охотно, чем о чужих.

Сегодня Яша не хотел спорить с дедом о боге. Его интересовала лошадь. На дедовом буланчике мальчик не раз мчался вскачь так, что аж дух захватывало. Но это было еще тогда, когда Яша не ходил в школу. Теперь Яша хотел промчаться на коне, как Чапаев, чтоб пыль неслась из-под копыт.

После того как дед взбороновал загончик под гречку, Яша повел пасти буланого. Конь был смирный и легко давался в руки. Мальчик рвал траву, и конь охотно выбирал ее теплыми губами из Яшиных рук. Буланый пасся до обеда. А в обед Яша на всем скаку пролетел по Первомайской улице, где жили Лиза и учительница Мария Григорьевна. Но они не видели Яшу. На улице в эту пору не было никого, кто бы мог позавидовать парнишке. День прошел вообще не так, как хотелось Яше.

Под вечер он пошел к Тарабанам. Широкий, как майдан, выгон, начинавшийся от Алешиного двора, шумел, как цыганская ярмарка. Все мальчишки были в сборе. Затевалось что-то интересное. Яшу улица встретила настороженно.

— Отличник, — ехидно проговорил Алеша и презрительно цвиркнул слюной сквозь зубы. — Целый год к наставнице подлизывался!

— Я не подлизывался, — оправдывался Яша. — У меня просто хорошие отметки.

— Не заговаривай зубы, знаем мы таких. За что же тебе премию дали?

Все тянулись за рыжим Алешей, и говорить здесь что-нибудь в свою защиту было бесполезно.

Разговор оборвался. Видно, мальчишки надумали какое-то дело и не решались начинать его при Яше.

— Хорошо, мы тебя проверим, — сказал наконец Алеша. — Сбегай домой и принеси хлеба. Будешь забавлять Рудьку. А мы полезем в сад к Салвесю за смолой.

Яша охотно согласился. С Рудькой он дружил, и не было ничего трудного в том, чтобы забавлять его хоть целый час, пока мальчишки в Салвесевом саду будут обдирать вишневую смолу.

— Смотри же, карауль собаку! — строго приказал Тарабан. — Если хоть раз гавкнет, будешь знать…

Яша позвал с Салвесева двора Рудьку и начал его на выгоне забавлять. Рудька был хороший пес, и Яшу он понимал. За дружбу он платил верной собачьей дружбой. Рудька ложился на спину, потом подскакивал, стараясь достать своим красным языком Яшин нос. Он обязательно хотел отблагодарить за небогатое угощение. Яше было неловко перед Рудькой за то, что он его обманывает. Собака не знала, что мальчишки в это время обдирают вишневую смолу в саду ее хозяина.

Наконец мальчишки вернулись. Они со смаком жевали смолу. Яша ждал, что с ним поделятся. Но рыжий Алеша прошел мимо Яши, даже не взглянув на него. Алесь Бахилка отщипнул от своего куска какую-то крупинку и дал Яше. Ему, видно, стало стыдно, и, оглянувшись, не видит ли Алеша, Бахилка оторвал еще немножко от своей добычи. Только Змитрок Колошкан не пожалел вишневой смолы для Яши. Он разделил свой кусок чуть ли не пополам. У Колошкана не было ни отца, ни матери, жил он у бабушки и никогда не скупился. Зимой в школе Змитроку дали пальто, рубашку и штаны. Пальто было еще крепкое, а штаны и рубашка совсем рваные.