Тополя нашей юности

22
18
20
22
24
26
28
30

После того как парень исчезает, с минуту все молчат. Потом, словно через открытые шлюзы, прорывается на волю истомленное долгим ожиданием девичье красноречие.

— Это все Марыля виновата! — кричит со стога шустрая белесая девчонка. — «Молотить, молотить!» Ей хоть бы что, а у хлопца сердце разрывается…

— Цел будет, не помрет. Еще ни одного не отнесли на кладбище из-за этого.

— Такая уж царевна эта Шура. Просто дураки наши парни. Куда один, туда и все…

— В Полыковичи их тянет…

— Однако повыжала из Ивана эта Шура воды. И с носом оставила. Так ему и нужно. Пусть не бегает за чужими…

Теперь в наступление перешли парни.

— Молодец Рыгор, из-под носа у Ивана выхватил дивчину.

— Было за что повоевать. Такой у нас с огнем не найдешь. Наши девчата просто от зависти наговаривают на Шуру.

— Далеко им до Шуры. Такая только глазом поведет — и хлопцы за ней цугом.

— Все девчата такие. Кто больше перед ними юлит, к тому они и липнут.

Пришел Иван со старым ведром, из всех дырок которого журчала вода. Разговор в один миг оборвался. Тарахтел трактор, гремела молотилка, густыми клубами поднималась серая едкая пыль. Иван залил воду в радиатор, поднял капот и начал копаться в моторе. Через несколько минут мотор стих, привод, беспомощно скользнув, повис дугой в воздухе.

— Все, — сказал тракторист, вытирая руки паклей. — Нужно свечи менять…

— Иван, хоть часик еще, — попросила Марыля. — Завтра бы завезли в район эти восемь тонн и рассчитались. Мы и так от Полыковичей отстали.

— Что я, сам запрягусь в молотилку? — огрызнулся тракторист. — Сказал все, — значит, все.

— Тебе теперь на работу наплевать, — взъелась Марыля. — Подумаешь, причину нашел, свечи… Мигрень у тебя от ревности, вот что. Дураками всех считаешь. Подожди, на правлении…

Иван молча пошел прочь. Солнце только-только начало клониться к западу. После долгого тарахтенья и грохота на току стояла непривычная тишина. Было слышно, как оседает в скирдах солома.

— Какая его муха укусила? — удивленно спросила девушка, отгребавшая солому. — Рвется, как на пожар…

— Известно какая, — охотно пояснили парни. — Полыковичская, черненькая. Больно кусается. Если укусит, так и через год не очухаешься.

— Губите вы нам жизни, девчата! — деланным трагическим голосом запричитал кто-то из парней. — Какая-то канарейка такого орла изничтожила. Ей бы ему ноги мыть…