Я считаю по 7

22
18
20
22
24
26
28
30

Они обнимаются и смеются.

Я знаю эту фотографию.

Она стоит в уголке маминого бюро, в рамке из ракушек.

Помню, маленькой я спросила маму, почему на этой фотографии они такие счастливые, и мама ответила – потому, что они знают, что когда-нибудь у них появлюсь я.

Логики никакой, но я ей поверила.

После службы всем дают белые шарики и просят выйти на улицу.

Шарики наполнены гелием, на белых боках – жирные фиолетовые буквы: «Джимми и Роберта».

По замыслу организаторов, мы должны выпустить их в небо, а какой-то парень в костюме (и сандалиях на белые носки) в это время будет петь про то, что главное на свете – любовь.

Я в ужасе.

Я точно знаю, что в конце концов шарики станут латексным тряпочками и повиснут на проводах.

Они попадают в реки и ручьи, их унесет на много миль, в океан, и там ими будут насмерть давиться рыбы и морские млекопитающие.

Но я не могу найти в себе сил заговорить и предупредить окружающих о бедах, которые случатся лишь потому, что кому-то пришло в голову, будто это так трогательно – выпускать в воздух мины замедленного действия.

Краем глаза я замечаю малыша, который не желает отпускать дареный гелиевый шарик в небо.

В конце концов родители силой вытягивают веревочку у него из сжатого кулака.

Четырехлетка рыдает от обиды, и я вижу: он единственный из всех понимает.

В местной газете печатают мою фотографию – размером с почтовую марку. Учреждают фонд для оплаты моего дальнейшего образования.

Работодатель отца делает в фонд щедрый взнос.

В список жертвователей попали многие, но для меня это лишь имена, которые я тут же забываю, потому что за ними не стоит ни одного знакомого лица.

Я узнаю только Хайро Эрнандеса из «Мексиканского такси».

Я пишу Хайро благодарственное письмо, и он звонит в салон «Удача». Прошло две с половиной недели с момента аварии. Я пишу на листке с логотипом салона, поэтому он решил, что в «Удаче» знают, где меня искать.