Я вижу их сквозь щели в жалюзи.
Издалека они выглядят довольно подозрительно.
Они стоят тесно, плечом к плечу, в напряженных позах.
Послеполуденное солнце над Бейкерсфилдом мечет вниз лучи, раскаляет машины и тротуары. Любой, кто в своем уме, уже спрятался под крышу, поближе к кондиционеру.
Я смотрю, как Маи проворачивает все дело.
Она обращается к своей маме. Позже я узнаю, что она говорила:
– Мы запишем его адрес. А если нас захотят проверить, поедем туда и сделаем вид, что мы там живем.
Патти молчит. Вид у нее кислый.
Делл понятия не имеет о происходящем. Маи тараторит очень быстро:
– Если мы этого не сделаем, они будут держать ее здесь. А потом сдадут в приемную семью. Она будет жить неизвестно где с людьми, которых даже не знает. Да она опять сбежит!
Маи твердо смотрит в глаза матери:
– Мы ей нужны.
Патти смотрит вдаль, но при этих словах переводит взгляд на небольшие ладони Делла. Психолог грызет ногти.
Ей, должно быть, это страшно не нравится. Она не сводит глаз с его ногтей. И говорит, наверное:
– Я в это лезть не хочу.
Странно от нее это слышать, ведь она примчалась в Центр на автобусе сразу же, как только услышала, что я сбежала из больницы.
Она не хочет в это лезть – но что она тогда здесь делает?
А потом я вижу, что Патти втягивает воздух и складывает руки на груди в знак твердости принятого решения.
Я хорошо знаю эту позу.
Так всегда делала мама. Это означало – спорить бесполезно.