Русская и Болгарская Православные Церкви в первой половине XX века. История взаимоотношений

22
18
20
22
24
26
28
30

При этом Синод еще раньше обещал русскому духовенству разнообразную материальную помощь. К 5 декабря он собрал 4250 икон и Библий, и митрополит Анастасий, узнав об этом из газет, в письме от 16 декабря просил архиепископа Серафима выразить благодарность за помощь руководству Болгарской Православной Церкви. На заседании от 14 ноября Болгарский Синод даже решил подготовить для отправки в Россию свою собственную церковную миссию. Прочитав об этом в письме архиепископа Серафима, Первоиерарх РПЦЗ 8 января письменно выразил глубокую благодарность Видинскому митрополиту Неофиту за то, что «Св. Синод Болгарской Православной Церкви, движимый братской любовью к Русской Церкви, решил послать в освобожденную германскими войсками местность России нарочитую миссию, возглавленную Епископом и снабженную большим количеством богослужебных книг, облачений и церковной утвари для оказания находящемуся на местах русскому духовенству материальной и нравственной помощи в деле восстановления повсюду богослужебной и нормальной церковной жизни вообще». При этом митрополит Анастасий просил, чтобы назначенный для руководства миссией епископ проследовал в Россию через Белград и Берлин, «где он мог бы быть достаточно проинформирован об истинном положении Церкви в России»[509].

Однако к 1942 г. ситуация коренным образом изменилась. Нацистское руководство Германии негативно относилось к Православной Церкви вообще и РПЦЗ в частности, считая ее потенциально опасной националистической и монархической организацией, стремящейся к возрождению великой, единой и неделимой России. Поэтому руководящие органы власти III рейха не поддержало позицию немецкого посольства в Болгарии, и категорически запретили въезд всех без исключения русских священников-эмигрантов на оккупированную территорию СССР.

Еще 5 декабря 1941 г. болгарский министр иностранных дел и исповеданий И. Попов под нажимом германских властей в свою очередь в чрезвычайно резкой форме запретил Болгарскому Синоду не только отправлять какую-либо миссию в Россию, но и вообще оказывать материальную помощь возрождению церковной жизни в занятых немцами областях СССР (этот запрет полностью выполнен не был). Не состоялась и отправка миссии Болгарского Красного Креста. Правда, Попов не знал, что русские священники также не будут пропущены из Болгарии в Россию, поэтому, когда в начале декабря его посетили архиепископ Серафим, отцы Н. Владимирский и Г. Шавельский с просьбой о помощи в отъезде, министр заверил, что поможет при появлении возможности отправлять русских священников. В связи с этим владыка Серафим 22 декабря с еще остававшейся надеждой писал митрополиту Анастасию, что он с получившими канонический отпуск Болгарского Синода русскими священнослужителями отправится в Россию, как только появится возможность[510].

Переезд Богучарского архиепископа с подведомственным ему духовенством на Родину так и не состоялся из-за противодействия германских, а под их давлением и болгарских властей.

Но весь период войны он, все же, пытался оказать ту или иную помощь возрождению церковной жизни на оккупированной территории СССР. Так, весной 1942 г. по заказу Владыки Серафима в Болгарии напечатали 10 тыс. молитвенников для распространения в России (объемом 40 страниц, по одному леву за экземпляр)[511]. Летом 1943 г. его заботами на собранные пожертвования были изданы еще 12 тыс. подобных молитвенников[512]. Архиепископ активно помогал и печатанию богослужебной литературы для России в монастырской типографии братства прп. Иова Почаевского в Словакии. Вся изготовленная или собранная церковная утварь, литература, иконы, крестики и т. п. различными, зачастую нелегальными путями, переправлялись на территорию СССР.

Вплоть до осени 1944 г. архиепископ Серафим входил в Синод РПЦЗ, хотя, несмотря на неоднократные просьбы митрополита Анастасия, из-за противодействия болгарских и германских властей в течение войны ни разу не смог приехать на заседания Синода в Белград. Однако проекты всех важнейших решений пересылались для его отзыва в Софию. 9 июня 1942 г. митрополит Анастасий просил владыку Серафима известить руководство Болгарской Церкви о запрещении в священнослужении ставшего главой неканонической Хорватской Православной Церкви архиепископа Гермогена (Максимова), высказать по этому поводу свое суждение и в очередной раз попытаться «получить разрешение для участия в заседании Синода». 12 мая 1943 г. Первоиерарх РПЦЗ с горечью констатировал, что Архиерейский Синод «сейчас сводится» к председателю (митрополит Анастасий), секретарю (Г. Граббе) и трем членам: архиепископу Курскому Феофану, митрополиту Берлинскому Серафиму и архиепископу Богучарскому Серафиму, причем два последних могут лишь посылать письменные отзывы[513].

18 июня 1943 г. скончался архиепископ Феофан, и митрополит Анастасий 17 июля предложил занять место секретаря Синода и его члена епископу Венскому Василию (Павловскому). В своем отзыве на проект этого решения от 11 июля архиепископ Серафим (Соболев) согласился с привлечением епископа. 11 августа митрополит Анастасий письменно попросил Богучарского архиепископа до прибытия епископа Василия в Белград временно исполнять обязанности секретаря Синода и в этом качестве подписать определение Архиерейского Синода по делу о нестроениях в Париже. Архиепископ Серафим подписал это определение, но, судя по всему, в Софии, не приезжая в Белград. Обязанности секретаря Синода он исполнял недолго, уже 14 сентября 1943 г. епископ Василий получил визу немецких властей и вскоре прибыл из Германии в Белград[514].

В начале сентября 1943 г. архиепископ Серафим участвовал в отпевании скоропостижно скончавшегося 28 августа болгарского царя Бориса III, а в Никольской церкви Софии по распоряжению владыки начал совершаться сорокоуст по почившему царю, первую литургию совершил сам архиепископ в сослужении местного русского духовенства. Однако отношения владыки Серафима с официальными болгарскими властями по-прежнему оставались не слишком доброжелательными. Следует упомянуть также, что сразу после получения в Белграде известия о кончине царя – 29 августа Первоиерарх РПЦЗ отслужил панихиду в русской Свято-Троицкой церкви, а 5 сентября – в день погребения Бориса III по приглашению болгарского посла именно митрополит Анастасий совершил торжественную панихиду в здании посольства. Перед началом панихиды митрополит произнес краткое слово, в котором выразил сочувствие болгарскому народу и отметил преданность царя Бориса Православной Церкви. Прощаясь с послом, владыка Анастасий вручил ему письмо на имя наместника-председателя Синода Болгарской Церкви с выражением сочувствия от лица Архиерейского Синода РПЦЗ[515].

Первые серьезные расхождения у архиепископа Серафима с другими членами Архиерейского Синода начались как раз в сентябре 1943 г., после избрания патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия (Страгородского). Митрополит Анастасий, как и большинство архиереев РПЦЗ, это избрание не признал и уже 28 сентября переслал владыке Серафиму в Софию свое официальное заявление по этому поводу 21–26 октября состоялось Архиерейское совещание РПЦЗ в Вене, которое приняло резолюцию о неканоничности избрания митрополита Сергия патриархом. 3 ноября 1943 г. владыка Анастасий разослал итоговые документы совещания главам некоторых автокефальных Православных Церквей, в том числе Болгарской, но ответа ни от кого не получил. В письме митрополиту Берлинскому и Германскому Серафиму (Ляде) от 2 декабря 1943 г. Первоиерарх РПЦЗ отмечал, что болгарские иерархи расценивают постановление совещания, «как вызванное только политическими причинами»[516].

Относительно позиции владыки Серафима в это время в научной литературе можно встретить прямо противоположные утверждения. С одной стороны, известный историк РПЦЗ о. Георгий Зайде писал, что архиепископ участвовал в Венской Архиерейской конференции 21–25 октября 1943 г., подписал ее декларацию о признании неканоничности выборов патриарха Сергия, а после 1945 г. назвал свою принадлежность к Синоду РПЦЗ и свое участие в Венской конференции «внешним» и «формальным»[517]. С другой стороны, российская исследовательница А. С. Новикова отмечала: «Во время второй мировой войны он не давал своего благословения русским эмигрантам, жившим в Болгарии, поступать в Русский корпус, добровольческие части которого входили в состав германской армии, дабы не пролилась русская кровь в братоубийственной войне. В годы второй мировой войны владыка Серафим фактически был в разрыве с Заграничным Синодом Русской Православной Церкви, так как не был согласен с прогерманской позицией св. Синода»[518].

Эти две точки зрения являются крайностями. В годы II Мировой войны архиепископ Серафим действительно отказался благословить русских эмигрантов на борьбу в СССР и вступать в создаваемые немцами вооруженные формирования, так как об этом после войны писал даже недоброжелательно относившийся к владыке протопресвитер Георгий Шавельский[519], никогда не служил владыка Серафим и молебнов о победе Германии[520]. Однако ни о каком его разрыве с Архиерейским Синодом (членом которого архиепископ оставался до занятия советскими войсками Болгарии) и речи быть не могло, да и позиция Синода далеко не всегда была «прогерманской». На Венскую конференцию архиепископ Серафим не приехал, но не потому, что, как утверждает московский исследователь А. А. Кострюков, категорически отказался участвовать в нем[521].

Во всяком случае, никакого отказа владыки на приглашение митрополита Анастасия приехать в Вену в архивных документах Архиерейского Синода и самого совещания не имеется. Более того, 19 октября митрополит Анастасий просил германские ведомства пригласить по своим каналам на конференцию архиепископа Серафима из Софии[522]. Помешали Богучарскому архиепископу приехать в Вену, скорее всего, все те же препятствия со стороны болгарских властей. Другое дело, что владыка Серафим, по всей видимости, действительно внутренне признал избрание митрополита Сергия патриархом уже осенью 1943 г. На него могли повлиять не только контакты с архиереями Московского Патриархата в 1930-е гг., но и позиция фактически всех болгарских архиереев, особенно лично близкого архиепископу Софийского митрополита Стефана, который сразу выразил согласие с избранием Московского патриарха.

Тем не менее, по представлению архиепископа Серафима от 19 ноября 1943 г. Архиерейский Синод РПЦЗ 14 декабря возвел в сан игумена иеромонаха Пантелеймона (Старицкого) из Какалянского монастыря и наградил наперсными крестами иеромонаха Василия (Белоусова) и священника общины при русском инвалидном доме в г. Шумене о. Иоанна Саламатина[523]. 29 июня 1944 г. Первоиерарх РПЦЗ через владыку Серафима отправил наместнику-председателю Болгарского Синода мирополиту Неофиту письмо с предупреждением о неканоничности автокефальной Украинской Православной Церкви[524]. 25 июля митрополит Анастасий отправил архиепископу Серафиму письмо с просьбой предупредить Болгарский Синод о том, что по каноническим соображениям не следует совершать епископской хиротонии игумена Хорватской Православной Церкви Спиридона (Мифки)[525]. На своем заседании 31 августа 1944 г. Архиерейский Синод отметил, что он получил на свои нужды отчисления за 1943 г. – 13552 лева от Епископского Совета в Болгарии через его секретаря протоиерея Андрея Ливена и т. д.[526].

В первой половине 1944 г. софийские прихожане РПЦЗ вместе с болгарской паствой понесли тяжелые утраты в связи с англо-американскими бомбардировками. 10 января бомба упала на прежний российский посольский храм свт. Николая, была повреждена южная часть здания, уничтожена роспись стен[527]. Несмотря на военные испытания и эвакуацию значительной части населения Софии, богослужения в Никольской русской церкви на ул. Царя Калояна продолжались ежедневно, утром и вечером при лампадах и свечах.

Рядом с этой церковью находились болгарские военные склады, что трагическим образом отразилось на ее судьбе. 30 марта 1944 г. в церковь попало несколько зажигательных бомб, и она сгорела почти полностью, – «как большая свеча». Перед этим в храме шло богослужение, которое не прервалось и после начала бомбардировки. Настоятеля протопресвитера Николая Владимирского и некоторых прихожан засыпало обрушившимися обломками здания, второй священник – протоиерей Георгий Голубцов чудом остался жив[528].

Тело отца Николая лишь через полгода смогли извлечь из-под развалин и похоронить на русском участке Центрального кладбища Софии, где в разное время нашли свое упокоение архиепископ Дамиан (Говоров), профессор Н. Н. Глубоковский, его скончавшаяся 15 февраля 1945 г. супруга А. В. Глубоковская – дочь епископа Виссариона (Нечаева), протопресвитер Георгий Шавельский, секретарь Епископского совета при управляющем русскими приходами в Болгарии в 1926–1944 гг. протоиерей князь Андрей Александрович Ливен и некоторые другие известные церковные деятели.

Пожар в Никольском храме уничтожил церковный архив, богослужебные книги, многие иконы и утварь. Прихожане смогли спасти лишь несколько икон, написанных русскими эмигрантскими художниками, а также чтимый образ Божией Матери XVII века (в настоящее время они находятся в восстановленной после войны небольшой части Никольского храма). В расположенном неподалеку сгоревшем здании Болгарского Синода погибла значительная часть драгоценной библиотеки и рукописей профессора Н. Н. Глубоковского. 30 марта сгорел дотла и деревянный дом представителя типографского монашеского братства прп. Иова Почаевского в Болгарии – инженера Н. П. Шурупова, вместе со всеми хранившимися там печатными изданиями братства[529]. При бомбардировке погибли склад книг и икон и все три имевшихся в Софии церковных магазина.

Также 30 марта 1944 г. было разрушено пятиэтажное здание Русской смешанной гимназии новых языков В. П. Кузминой на ул. Ивана Вазова, д. 16, погибла и домовая церковь гимназии. Ее настоятелем служил престарелый протоиерей Георгий Стефанович Голубцов (бывший настоятель Сухумского кафедрального собора и член Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг.), уже отметивший 50-летие своего священнослужения. В связи с этим юбилеем Архиерейский Синод РПЦЗ 14 августа 1943 г. благословил пастыря иконой Божией Матери и наградил грамотой[530].

Отец Георгий ненадолго пережил свой разрушенный храм. Он скончался в октябре того же 1944 г., и был похоронен на русском участке Центрального кладбища Софии[531]. Архиепископ Серафим (Соболев) после начала бомбардировок Софии переселился в Какалянский монастырь св. Архангела Михаила. После мартовской катастрофы русской общине Софии предоставили для богослужений кладбищенский храм св. Екатерины в пригородном с. Княжево, а затем небольшую церковь прп. Параскевы в центре города – на бульваре Княгини Марии-Луизы[532].

В начале сентября 1944 г. в Болгарию вступили части III Украинского фронта, а 9 сентября в стране произошел переворот, в результате которого к власти пришло прокоммунистическое правительство Отечественного фронта. Владыка Серафим не пожелал оставить свою паству и уехать из Болгарии на Запад, и уже через несколько месяцев выразил желание перейти в юрисдикцию Московского Патриархата. Это лишь частично объясняется желанием спасти оставшихся в Болгарии русских эмигрантов от репрессий, указанный шаг отвечал и внутренним убеждениям архиепископа.