Другой член делегации, побывавшей в Болгарии, священник Михаил Чуб в беседе в Совете по делам Русской православной церкви 22 мая 1953 г. говорил: «Передача монастыря вызвала “переполох” у монашествующих и боязнь, что после передачи будут изменены монастырские порядки, богослужение будет проводиться на болгарском языке, и монахов “заклюют болгарские попы”. Многие монахи в связи с этим усиленно просятся в Советский Союз… Пришлось рассеять их опасения и успокоить в том, что в монастыре будут сохранены русский духовный уклад и быт»[595].
Протоиерей С. Казанский был утвержден настоятелем русского храма свт. Николая Чудотворца в Софии, который стал именоваться подворьем Московской Патриархии. Кроме отца Сергия состоявшую из 500 прихожан общину этого храма окормляли два священника, диакон и псаломщик. Деятельность настоятеля вызывала открытое недовольство верующих, в указанной беседе 22 мая 1953 г. священник Михаил Чуб отмечал: «Казанский, как настоятель храма, не пользуется любовью своих прихожан, так как в первое время своего пребывания в Болгарии допустил ряд неправильных действий, оттолкнувших от него верующих. Им, например, был закрыт для посещения верующих склеп с останками архиепископа Серафима, находящийся под алтарем церкви, что вызвало большое недовольство прихожан». Вскоре о. Сергий Казанский был отозван в СССР[596].
Вернувшись в Москву 6 июня 1953 г. о. Сергий в беседе с Г. Г. Карповым, оправдываясь, говорил, что уже через месяц жизни в Болгарии он «обратил внимание, что в храм св. Николая заходят верующие в подвал к гробнице архиеп. Серафима и суют какие-то записки в гробницу». При ее обследовании он «обнаружил с трех сторон специальные отверстия, в которые, как в почтовый ящик, и опускали записки». Протоиерей Сергий вызвал рабочего, который зацементировал отверстия. Однако «поток записок и писем не прекратился. Их стали оставлять около надгробия… Позже выяснилось, что архиепископ Серафим перед смертью говорил, что все, кто хочет получить благодать, должны присылать ему письма. Группа его единомышленников постаралась распространить это “завещание” среди верующих и раздуть почитание Серафима». При возвращении в Москву, о. С. Казанский передал дела по управлению подворьем иеромонаху Канабееву, котрому «оставил инструкцию не допускать служить в храме Николая чудотворца поклонников архиепископа Серафима и, в частности… «болгарское духовентсво, а особенно монахов бывшего Какалянского монастыря»[597]. Однако возникшую традицию поклонения могиле владыки Серафима уничтожить не удалось. Следует упомянуть также, что патриарх Алексий I во время своих приездов в Софию в 1951 и 1962 гг. посещал Никольскую церковь и встречался с ее прихожанами.
В начале 1950-х гг. в Болгарию стали прибывать русские эмигранты из Югославии, высланные в связи с конфликтом между Сталиным и Тито. Так, 5–6 марта 1950 г. был выслан из окрестностей Призрена в Софию будущий Предстоятель Православной Чехословацкой Церкви в сане митрополита иеромонах Иоанн (Кухтин). 29 марта того же года председатель Священного Синода Болгарской Церкви митрополит Паисий направил его священником в Капиновский женский монастырь свт. Николая Чудотворца, вблизи с. Велчово Велико-Тырновской епархии. В 1951 г., после подачи прошения о возвращении в СССР отец Иоанн был определен на новое место службы в Чехословакию[598].
В 1950 г. из Сичевского монастыря в Югославии был изгнан в Болгарию бывший насельник валаамского монастыря иеромонах (будущий схиигумен) Герман (в миру Гавриил Николаевич Кошманов, 1880–1973). В июне 1951–1956 гг. он служил духовником Княжево-Покровского монастыря в предместье Софии. В 1956 г. отец Герман уехал в СССР, где позднее принял схиму с именем Сергий, но до своей кончины, случившейся 20 января 1973 г. в Харьковской области, схиигумен переписывался с сестрами Княжево-Покровского монастыря, давая им духовные советы[599].
30 августа 1953 г. в Капиновском монастыре свт. Николая по ходатайству патриарха Алексия I нашли приют 12 имевших советское гражданство монахинь и их духовник иеромонах Ираклий из русского Благовещенского монастыря в Сербии (первоначально высланные в Албанию). Их бывшая настоятельница игумения Диодора (Дохторова) и еще три монахини, у которых с другой частью сестер возник конфликт, переехали в Болгарию в 1954 г. Игумении предоставили возможность выбрать себе монастырь для проживания, но она выбрала полуразрушенный скит преподобной Петки-Параскевы вблизи Софии (курорт Банки у с. Клисуры), восстановив его вместе с тремя русскими сестрами, и даже построила там новый храм. Все русские монахини находились под особым покровительством высшей болгарской иерархии. Так, духовным отцом матери Диодоры стал епископ Левкийский Парфений (Стоматов). Скончалась игумения в своем скиту в 1978 г., приняв перед смертью постриг в схиму с именем Мария[600].
Несмотря на приток из Югославии, число русских эмигрантов в Болгарии постепенно сокращалось: в 1952 г. их насчитывалось 12, 8 тыс., в том числе 7 тыс. с советским подданством, но затем последние почти полностью переехали в СССР, так как в 1955 г. при Н. С. Хрущеве была организована акция «Возвращение на Родину». В 1959 г. в стране оставалось лишь 7, 5 тыс. русских эмигрантов. В начале 1958 г. был упразднен Союз советских граждан в Болгарии[601].
Среди уехавших были: упоминавшийся иеромонах Герман (Кошманов), священник Леонид Дугин и ряд других русских священнослужителей. Однако многие все же остались в Болгарии, в том числе отказавшийся возвращаться «из-за плохого здоровья» и перешедший в 1961 г. после вступления Московского Патриархата в экуменическое движение в юрисдикцию Болгарской Церкви архимандрит Пантелеймон (Старицкий)[602].
Некоторые русские священники окормляли болгарские приходы до 1960-х и даже 1970-х гг. Только в Пловдивской епархии было не менее четырех таких пастырей: священник Петр Кошелев в 1928–1958 гг. служил настоятелем в храме Св. Богородицы с. Борово, протоиерей Иоанн Мухин в 1921–1958 гг. – в храме св. Димитрия г. Пештера, иеромонах Сергий (Виглазов) в 1934–1965 гг. окормлял приход с. Соколовци, а священник Димитрий ГЦепетнов в 1932–1970 гг. – приход с. Козарско и т. д.[603]. Протоиерей князь Николай Павлович Ухтомский оставался настоятелем храма св. вмч. Пантелеймона в с. Княжево до своей кончины 31 января 1960 г. После него, с февраля 1960 г. и до кончины в 1971 г. настоятелем этого храма служил упоминавшийся отец Василий Мирович.
Архимандрит Сергий (Чернов) служил настоятелем храма Рождества Христова на Шипке в 1946–1961 гг. По его инициативе «верующие с помощью солдат Народной армии Болгарии собирали останки (кости) русских воинов, погибших в районе Шипки, Шейново и других местах сражений». В 1960 г. эта работа была закончена и «останки русских воинов собраны в костницу (мавзолей) храма[604].
Духовные дети и ученики архиепископа Серафима (Соболева) составили костяк фактически существовавшей с 1968 г., но официально созданной в январе 1993 г. старостильной Болгарской Православной Церкви. Большинство из них, в том числе архимандриты Пантелеймон (Старицкий), Серафим (Алексеев), Сергий (Язаджиев), иеромонах Серафим (Дмитриевский) до конца своих дней сохраняли верность юлианскому календарю и выполняли завет владыки «не иметь ничего общего с ересью экуменизма». Основанная архиепископом Серафимом Покровская женская обитель в Княжево с 1968 г. и до сих пор является единственным старостильным монастырем в Болгарии[605].
Приходская жизнь оставшейся русской церкви свт. Николая в Софии с 1953 г. возглавлялась в основном служившими в храме болгарскими клириками и постепенно приходила в упадок. Особенно это стало заметно, когда в 1957 г. из церкви ушел известный богослов и проповедник архимандрит Сергий (Язаджиев). В это время встал вопрос о закрытии самого подворья Московского Патриархата. Однако этому воспротивилось руководство Министерства иностранных дел СССР. 11 января 1957 г. оно сообщило в Совет по делам Русской православной церкви, что хотя расходы на содержание подворья составляют 39–40 тыс. рублей, а доходы – 30 тыс., его закрытие нецелесообразно, поскольку против этого возражает Синод Болгарской Церкви[606].
В 1957 г. настоятелем русской Никольской церкви стал архимандрит Мефодий (Жерев), бывший ранее несколько лет настоятелем Болгарского подворья в Москве. Только в 1973 г., после долгого перерыва Московская Патриархия снова стала посылать в Софию настоятелей из СССР: в 1973–1975 гг. эту должность занимал протоиерей Аркадий Тыщук, в 1975–1985 гг. – архимандрит Никита (Якерович), а в 1985-1990-х гг. – протоиерей Николай Дзичковский. При них были воссозданы приходской совет и сестричество, возобновлены религиозные беседы и колокольный звон.
Благоустройство и украшение Никольского храма проводилось и во второй половине XX века. В 1950-х гг. роспись стен продолжали иеромонах Николай (Шелехов) и Н. Е. Ростовцев, в 1970 г. на средства Московской Патриархии было выполнено новое золочение куполов и карнизов, в 1975–1977 гг. Болгарский институт охраны памятников провел работы по расчистке и реставрации росписей, через пять лет был заново позолочен иконостас, в 1988 г. полностью отреставрирована крипта храма. В ноябре 1992 г. торжественным архиерейским богослужением, совершенным Левкийским епископом Неофитом, отмечалось 40-летие церкви в качестве подворского храма Московской Патриархии. В 1994–1996 гг. здание было капитально отремонтировано по инициативе и на средства российского посольства, и сейчас Никольская церковь является украшением центра Софии[607]. В 2014 г. было торжественно отмечено ее 100-летие.
Таким образом, за свою длительную историю русская церковная эмиграция в Болгарии знала разные периоды, в том числе расцвета и упадка. Но она всегда оставалась заметным явлением в церковной жизни страны, подарив ей целую плеяду выдающихся богословов, пастырей, архипастырей, и, укрепляя многовековые связи Русской и Болгарской Церквей.
Заключение
Таким образом, в первой половине XX века Болгарская Православная Церковь пережила несколько чрезвычайно важных этапов.
Конец XIX – начало XX веков характеризуется становлением и в целом успешным развитием болгарского экзархата, вслед за константинопольским Патриархатом, другими Православными Поместными Церквами.
Далее последовали тяжелые поражения Болгарии во Второй Балканской и Первой Мировой войнах, которые привели к значительному сокращению территории экзархата и ухудшению отношений Церкви с правительством, следствием чего стало фактическое запрещение выборов нового экзарха после смерти в 1915 г. митрополита Иосифа. Эта сложная ситуация сохранялась до 1941 г., несмотря на то, что православие оставалось государственной религией Болгарии.
Годы Второй Мировой войны стали по-своему героическим периодом для Болгарской Православной Церкви. Не боясь идти на прямые конфликты с правительством, она решительно выступала против репрессий болгарских евреев (в частности, помешала их выдаче Германии для последующего уничтожения в «лагерях смерти»), активно стремилась оказать помощь в возрождении Русской Церкви на захваченной немцами территории СССР, сразу же признала выборы в 1943 г. патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия (Страгородского), была недовольна союзническими отношениями Болгарии с нацистской Германией и возможной войной с Советским Союзом. Такая оппозиционность и периодическая прямая борьба с правительством была уникальной для стран, где Православие являлось государственной религией.
ebooksa