В феврале 1945 г. владыка Серафим через Болгарского экзарха Стефана направил свое приветствие Всероссийскому Поместному Собору в Москве, а Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Алексию передал свои книги: «Новое учение о Софии Премудрости Божией» и «Протоиерей Сергий Булгаков как толкователь Священного Писания». По свидетельству болгарских историков, архиепископ также способствовал в это время снятию с помощью Московского Патриархата схизмы с Болгарской Православной Церкви[533].
2 марта владыка Серафим отправил патриарху Московскому и всея Руси Алексию I поздравление с его избранием, а 15 апреля 1945 г. – еще одно письмо с просьбой принять его в юрисдикцию Московского Патриархата, оставив патриаршим представителем в Болгарии, где он «сроднился со своею паствою, со своими духовными детьми, не только русскими, но и болгарами», указывая, что к советской власти будет относиться лояльно. При этом архиепископ выразил желание включить в юрисдикцию Московского Патриархата все русское духовенство, которое находилось в его ведении, подчеркнув: «Должен присовокупить, что в 1937 году [правильно – в 1934 г.] покойным патриархом, тогда Митрополитом Сергием, я не был запрещен в священнослужении, когда им были запрещены почти все заграничные русские архиереи»[534].
С 6 по 23 апреля 1945 г. в Болгарии побывала делегация Московского Патриархата во главе с архиепископом Псковским и Порховским Григорием (Чуковым), составившим по итогам поездки в целом благоприятный отзыв о владыке Серафиме, охарактеризовав его, как «человека аполитичного, безусловно, духовного, но очень “узкого” и политически довольно тупого, пользующегося, однако, большим уважением прихода». В докладе владыки Григория в Совет по делам Русской православной церкви о пребывании в Болгарии отмечалось: «Русские приходы и их управляющий архиепископ Серафим сейчас находятся в довольно скудном материальном положении и боятся, что та небольшая субсидия, которая выдавалась правительством, может отпасть с отделением церкви от государства. Сейчас, когда церковь св. Николая, в которой молились русские эмигранты, сгорела во время обстрела, им предоставлена очень маленькая (катакомбная церковь) церковь св. Параскевы, они ждут передачи б. Посольской церкви. Но эта последняя должна быть сначала отремонтирована от разрушений, полученных при бомбежке города англичанами; а этот ремонт, по заявлению художника, едва ли закончится (и то лишь передней к алтарю части) только к сентябрю»[535].
На основании доклада архиепископа Григория владыка Серафим был оставлен в Болгарии и постановлением Священного Синода от 29 октября 1945 г. вместе с семью управляемыми им русскими общинами (в Софии, Пловдиве, Варне, Русе, Шумене, Пернике и при возвращенном храме-памятнике на Шипке) принят в юрисдикцию Московского Патриархата с непосредственным подчинением патриарху Алексию[536].
При этом русский храм-памятник на Шипке (настоятель – протоиерей Даниил Закаблук) и церковь св. Димитрия Солунского в Пловдиве (настоятель архимандрит Сергий (Чернов)) были только фактически переданы Болгарской Церковью в ведение архиепископа Серафима, церковно-каноническая передача этих храмов Болгарским Синодом Московскому Патриархату произошла летом 1946 г.[537].
В мае 1946 г. при посещении Болгарии церковной делегацией во главе с патриархом Алексием I архиепископ Серафим от лица русских верующих приветствовал Предстоятеля Московского Патриархата[538]. Однако, уйдя из РПЦЗ, владыка Серафим не стал «бросать в нее камни», как некоторые другие, перешедшие в Московский Патриархат архиереи. Кроме того, и после 1945 г. архиепископ иногда произносил резкие антикоммунистические высказывания, даже, по некоторым сведениям, называл советскую власть «сатанинской»[539].
В отличие от владыки Серафима отец Георгий Шавельский первоначально занял более ярко выраженную просоветскую позицию, которая вызвала изумление даже у некоторых его прежних знакомых. Так, В. Маевский писал 5 января 1945 г. из Линца Е. Махараблидзе в Вену: «Поразили Вы меня сообщением о прот. о. Г. Шавельском!?»[540] Впрочем, эволюция взглядов протопресвитера была постепенной. Уже вскоре после нападения Германии на СССР о. Георгий Шавельский несколько поменял свои взгляды на советскую власть. Он полагал, что она либо изменит свою идеологию, либо уступит место другой, более национальной власти. Протопресвитер не разделял надежд ряда русских эмигрантских генералов на скорое падение советской власти, хотя и не сочувствовал ей. Согласно его собственным еще не опубликованным мемуарам, о. Георгий считал, что в условиях, когда германские войска хотят завоевать Россию и обратить ее в свою колонию «надо быть преступником перед своей Родиной», чтобы помогать немцам[541].
Позиция о. Георгия в период войны заключалась, в частности, в том, что он отказывался служить молебны о победе германского оружия. «Советская армия теперь защищает Русскую землю от порабощения ее немцами, – сказал о. Г. Шавельский генералу Ф. Э. Бредову, командовавшему во время граждаской войны Корниловским полком и собиравшимся теперь идти в поход против СССР, – а вы собираетесь помогать немцам. Не могу я благословить вас на такое дело»[542].
Начал о. Георгий постепенно пересматривать и историю борьбы «белых» и «красных» в годы гражданской войны. «Добровольческое дело 1917–1920 гг., – записал он летом 1943 г., – может быть, когда-нибудь будет признано недоразумением: своя, мол, своих не познаша. Может быть, Добровольческая Армия принесла не только пользу, но и вред России. Может быть, скажут иные, без обильно пролитой в гражданской войне русской крови скорее возродилась бы Россия. Но в оправдание Добровольческой Армии надо сказать, что она явилась благородным и самоотверженным протестом… против тех крайностей, с какими выступила в октябре 1917 г. новая, больщевистская власть: объявлением религии опиумом для народа, отрицанием частной собственности и свободы труда, жестоким подавлением всех прочих свобод и прав населения и полным пренебрежением к человеческой личности…»[543].
После прихода в сентябре 1944 г. в Болгарию советских войск о. Георгий Шавельский стал помогать митрополиту Софийскому Стефану, вступившим в активные отношения с новым правительством Отечественного фронта и советским военным командованием, в ведении переписки, которая возникла по поводу ликвидации болгарской схизмы. Кроме этого, о. Георгий по меткому выражению современного российского исследователя о. Илии Соловьева «стал спичрайтером митрополита Стефана». Так, большую известность в свое время получила написанная о. Георгием речь митрополита, произнесенная владыкой на Московском совещании глав и представителей Православных Церквей в июле 1948 г. по случаю юбилея автокефалии Русской Церкви[544].
25 марта 1945 г. исполнилось 50 лет пастырского служения отца Георгия, но по его желанию юбилей прошел тихо, без празднества. Однако руководство Болгарского экзархата все же отметило это событие[545]. В апреле 1945 г. о. Георгий несколько раз встречался с членами прибывшей в Софию делегации Московского Патриархата в составе Псковского архиепископа Григория (Чукова), архимандрита Иоанна, протоиерея Константина Мещерского и профессора А. И. Георгиевского[546].
В конце мая 1946 г. отец Георгий приветствовал в храме Святых Седмочисленников Московского патриарха Алексия (Симанского), приехавшего в Софию 20 мая, и уехавшим лишь 3 июня. До революции протопресвитер не знал владыку Алексия. При встрече о. Георгий увидел в патриархе аристократические манеры, хорошее воспитание, умение вести аполитичные разговоры и вообще говорить и выступать публично так, что ни к одному его слову нельзя было придраться. Первосвятитель предложил о. Г. Шавельскому вернуться в Москву, однако чуткий и умный протопресвитер почувствовал, что в словах и речах патриарха было много недоговоренного, «и после всех его речей завеса, закрывавшая от нас происходившее в Российской Православной Церкви и в Советском Союзе, осталась спущенной».[547]
Кроме того, из разговоров с митрополитом Григорием о. Г. Шавельский понял, что произошло в России за минувшие с его отъезда годы – из 40 военных священников, остававшихся в Петрограде, в Ленинграде не было никого. Проповеди, печатавшиеся в Журнале Московской Патриархии, убедили протопресвитера в том, что в СССР «церковная проповедь сильно сужена, ограничена строго благочестивыми рамками, хотя для антирелигиозной пропаганды там предоставлена полная свобода»[548].
Трижды во время своего визита патриарх Алексий приглашал к себе на обед о. Г. Шавельского, и хотя за столом всякий раз было около 10 человек, Первосвятитель беседовал почти исключительно с ним. Но и в застольных, и в частных беседах с глазу на глаз патриарх не был многоречивым: «Более тридцати лет, – писал о. Георгий в своих мемуарах, – он провел в стране, где за всякое праздное слово люди дают строгий ответ на суде… а ни одно слово патриарха не оставалось в тайне от тех, кому надо было знать»[549].
Вскоре после возвращения в СССР патриарх Алексий отправил протопресвитеру телеграмму с приглашением приехать осенью 1946 г. в Москву для занятия профессорской кафедры в Московской духовной академии с проживанием в г. Загорске. 11 июля последовал ответ: «Согласен. Земно кланяюсь. Прошу благословения. Протопресвитер Шавельский». Через два дня патриарх Алексий обратился к председателю Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпову с письменной просьбой о содействии приезду отца Георгия в Москву, однако встретился с негативной реакцией. В резолюции Карпова на письме Первосвятителя говорилось: «Договорились с патриархом, что он посылает ответ Шавельскому, что в этом году надо воздержаться (ввиду неполучения корпуса в Загорске), а фактически ввиду его старости»[550].
Впрочем действительная причина отказа заключалась в том, что протопресвитер не вызывал доверия у советских чиновников, особенную враждебность вызывали его «белогвардейское» прошлое и экуменические взгляды. Так, например, в справке о положении в Болгарской Церкви, составленной в ноябре 1947 г. заведующим консульским отделом Миссии СССР в Болгарии Г. П. Шнюковым, отмечалось: «…ближайшим советником экзарха является русский белый эмигрант, б. духовник царя Николая II, протопресвитер Шавельский, известный своей ненавистью ко всему советскому». А в письме поверенного в делах СССР в Болгарии К. Левычкина заместителю министра иностранных дел А. Я. Вышинскому от 7 мая 1948 г. говорилось: «Протопресвитер Георгий Шавельский, белоэмигрант (комиссия отказала ему в восстановлении в советском гражданстве за активную антисоветскую деятельность), сторонник экуменизма, имеет сомнительные связи с американскими представителями в Болгарии, оказывает большое влияние на экзарха Стефана».
Советские власти не хотели включения отца Георгия в состав делегации Болгарской Церкви на Всеправославное совещание в Москве 1948 г. и сделали все, чтобы этого не случилось, несмотря на желание экзарха[551]. К. Левычкин предлагал прямо сказать митрополиту Стефану, что кандидатура о. Г. Шавельского в составе делегации «нежелательна как белогвардейца, не восстановленного в советском гражданстве за его активную деятельность против Советского Союза»[552]. В результате о. Георгий так и не увидел Родины.
В докладной записке председателя Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпова в Совет Министров СССР от 28 сентября 1948 г. отмечалось: «В отношении протопресвитера Георгия Совет считает необходимым пересмотреть вопрос о приеме его в гражданство СССР и срочной репатриации в СССР, как и других в прошлом активных белоэмигрантов, переодевшихся в церковную рясу (б. князья Ливен, Ухтомский и другие)»[553].
В конце 1948 г. о. Г. Шавельскому пришло приглашение занять богословскую профессорскую кафедру в США (где жила его дочь), однако об этом вскоре узнали в Москве. 27 декабря Г. Г. Карпов написал в МИД СССР о данном приглашении, указав, что это якобы может повлечь за собой «усиление враждебной деятельности эмигрантского духовенства», и, попросил принять меры по предотвращению выезда протопресвитера[554]. В результате отец Георгий остался в Болгарии. В другом письме в МИД СССР от 2 сентября 1949 г. Г. Г. Карпов считал, что «было бы целесообразно» «устранение от занимаемых постов, а может быть, и привлечение к ответственности проф. Цанкова и протопресвитера Шавельского, как главную агентуру западных экуменистов»[555]. К счастью этого не произошло.
Отец Георгий скончался в Софии 2 октября 1951 г. Его похороны привлекли огромное количество людей, пожелавших проститься с любимым пастырем и наставником. На заупокойной литургии в храме Святых Седмочисленников присутствовали все члены Болгарского Синода, отпевание совершал его председатель митрополит Кирилл (впоследствии патриарх Болгарской Церкви) в сослужении с двумя епископами и софийским духовенством. Похоронили отца Георгия рядом с его другом профессором Н. Н. Глубоковским[556].
ebooksa