Более серьезных репрессий позволила избежать деятельность архиепископа Серафима. Он занимал выгодную в то время советскому руководству ярко выраженную антиэкуменическую позицию и в этом качестве неоднократно выступал на международной арене, как представитель Московского Патриархата. В частности, в июле 1948 г., на Всеправославном совещании в Москве владыка произнес три доклада, в одном из которых говорил: «Памятуя сущность и цели экуменизма, всецело отвергнем экуменическое движение, ибо здесь отступление от православной веры, предательство и измена Христу Экуменизм еще не будет торжествовать своей победы, пока он не заключит все Православные Церкви в свое экуменическое вселенское кольцо. Не дадим ему этой победы!»[578] В результате участники Московского совещания категорически отвергли саму возможность участия Православных Церквей в экуменическом движении и единогласно приняли резолюцию «Экуменическое движение и Православная Церковь», направленную против «гнезда протестантизма» Америки и Англиканской Церкви.
Владыка Серафим активно боролся и против экуменических и либеральных течений в Болгарской Православной Церкви. В 1949 г. он поместил в болгарском журнале «Църковен вестник» статью, в которой «осудил, как неканонические, притязания Союза священников на умаление власти Синода и на введение второбрачия, предостерегая от “живоцерковных” ошибок и сползания в экуменизм». А 26 апреля того же года архиепископ писал патриарху Алексию I обширное послание о необходимости борьбы с экуменическими тенденциями внутри Болгарской Церкви[579].
Одно время в Московской Патриархии и Совете по делам Русской православной церкви владыку Серафима (Соболева) рассматривали в качестве кандидата на пост главы Западно-Европейского экзархата вместо митрополита Серафима (Лукьянова). Предварительные переговоры об этом велись с архиепископом Серафимом во время его пребывания на Всеправославном совещании в Москве в июле 1948 г. Владыка не возражал против такого назначения, но поставил условие – взять с собой в Париж двух священников из Болгарии. 4 августа патриарх Алексий написал Г. Г. Карпову о необходимости «исходатайствовать» для архиепископа право въезда во Францию. 16 августа Совет по делам Русской православной церкви направил в МИД СССР письмо с просьбой выяснить вопросы: как отразится переход архиепископа Серафима из Болгарии на имеющихся там русских православных приходах, кем он может быть заменен и кого из священников намерен взять с собой в Париж? Московская Патриархия предполагала в качестве преемника Богучарского архиепископа назначить протоиерея Всеволода Шпиллера, который тоже участвовал в работе Московского совещания 1948 г. Эта кандидатура не вызвала особых возражений у Совета по делам Русской православной церкви, однако намеченные архиепископом для переезда в Париж священники одобрены не были. В сентябре 1948 г. Г. Г. Карпов информировал отдел Балканских стран МИД СССР: «Совет считает, что в ходатайстве архиепископа Серафима о разрешении взять с собой в Париж из Болгарии перечисленных в его письме к патриарху Алексию священнослужителей – Андрея Ливена, Ухтомского, Старицкого и Шелехова – должно быть отказано, так как тут явное стремление перекочевать из страны народной демократии в более безопасное место»[580].
1 ноября 1948 г. советское посольство в Болгарии в ответ на запрос МИДа сообщило, что архиепископ Серафим и архимандрит Пантелеймон (Старицкий) «не скомпрометированы своей прошлой и настоящей деятельностью. Пользуются авторитетом среди прогрессивных деятелей болгарской церкви. Установили нормальные отношения с Комитетом советских граждан в Болгарии и поддерживают начинания Комитета в области культурной просветительной работы среди новых советских граждан… Посольство не возражает против выезда на работу в Экзархат Старицкого, Никандровой и Шелехова»[581].
Посольство также отмечало, что оно не возражает против назначения протоиерея Всеволода Шпиллера «руководителем Русской Церкви в Болгарии, в связи с выездом архиепископа Серафима», но рекомендовало первоначально назначить протоиерея наместником архиепископа, что дало бы «возможность Московской Патриархии присмотреться к работе Шпиллера, прежде чем решить вопрос о назначении его главой Церкви». Однако переезд владыки Серафима в Париж не состоялся, в том числе по причине его монархизма. Так, в отзыве советского посольства во Франции в ноябре 1948 г. подчеркивалась связь архиепископа с монархистами вплоть до разгрома фашистской Германии, и сообщалось, что «некоторые советские граждане из бывших эмигрантов опасаются, что в Париже Серафим свяжется с местными монархистами и тем самым повредит Московской Патриархии»[582].
В результате было отклонено и предложение о назначении отца Всеволода. По ходатайству патриарха Алексия и при поддержке Г. Г. Карпова 20 ноября 1949 г. распоряжением Совета Министров протоиерею В. Шпиллеру был разрешен въезд вместе с семьей на постоянное место жительства в СССР. Со словами: «Вручаю Вас, детки мои, покровительству Матери Божией», – архиепископ Серафим благословил их возвращение на Родину. Отпускную грамоту пастырю с «перечислением его заслуг перед Болгарской Церковью и благословением на дальнейшее его служение Русской Церкви» подписал наместник-председатель Синода митрополит Врачанский Паисий. 5 февраля 1950 г. отец Всеволод приехал в Москву. Первоначально его назначили настоятелем Ильинского храма в г. Загорске (Сергиевом Посаде) и преподавателем Московской духовной академии и семинарии, некоторое время пастырь исполнял обязанности инспектора этих учебных заведений. 21 сентября 1951 г. протоиерей В. Шпиллер был назначен настоятелем Николо-Кузнецкого храма в столице, в котором прослужил более 32 лет, до своей кончины 8 января 1984 г.[583]. В мае 1992 г. Православный Свято-Тихоновский богословский институт провел в Москве первые «Чтения памяти протоиерея Всеволода Шпиллера», которые с того времени стали традиционными.
Встретившись сразу после приезда в Москву – 7 февраля 1950 г. с заместителем председателя Совета по делам Русской православной церкви С. К. Белышевым, отец Всеволод в беседе с ним охарактеризовал архиепископа Серафима (Соболева), «как человека святой жизни, праведника, он далек от земных дел. У него милые отношения, и он одинаково целуется со всеми, как с прежними, так и теперешними представителями власти. Ему ориентироваться трудно. Он знает одно, что надо бороться с Союзом священников, как с нарушителем канонов… Окружают архиепископа Серафима, под стать ему, глубоко религиозные, абсолютно лояльные люди. Советское посольство относится к ним хорошо. Им трудно ориентироваться в обстановке, и таким образом представительство Московской Патриархии лишено людей, способных влиять на ход церковных дел в Болгарии. Союз священников нападает на них, как на белогвардейцев, по ошибке получивших советские паспорта»[584].
Относительно благополучное положение русских приходов в Болгарии сохранялось до кончины владыки Серафима. 5 января 1950 г. Министерство иностранных дел СССР сообщало в Совет по делам Русской православной церкви, что среди русских священнослужителей в Болгарии находятся в основном советские граждане. При этом, подчеркивалось, что архиепископ Серафим, «руководствуясь в своей деятельности указаниями Московского Патриархата», старается «не допускать в число церковных служителей политически скомпрометированных лиц» и проводит курс на сближение с Болгарской Церковью[585].
5. Подворье Московского Патриархата в Софии
После кончины 26 февраля 1950 г. владыки Серафима первоначально было организовано благочиние Московского Патриархата в Болгарии во главе с архимандритом Пантелеймоном (в миру Михаилом Николаевичем Старицким). Он происходил из семьи помещика, участвовал в Первой мировой и гражданской войнах на стороне белых в чине полковника, в 1921 г. эмигрировал в Болгарию, 17 июня 1934 г. принял монашеский постриг и 16 июля того же года был рукоположен во иеромонаха владыкой Серафимом (Соболевым), секретарем которого работал много лет. 1 июля 1947 г. отец Пантелеймон был назначен настоятелем монастыря св. Архангела Михаила в Какаляне, затем служил настоятелем храма свт. Николая в Софии и духовником Княжево-Покровского монастыря[586].
В благочинии состояли свыше 20 русских священнослужителей, многие их которых не вызывали доверия у советских властей. 6 марта 1951 г. посольство СССР в Болгарии через МИД прислало в Совет по делам Русской православной церкви политические характеристики на 12 священников, из которых 8 являлись бывшими белыми офицерами. В письме отмечалось, что некоторые из них враждебно относятся к СССР, например, архимандрит Кирилл (Попов), отказавшийся в 1946 г. от приема советского гражданства. В этом же письме посольство согласилось с предложением Совета от 24 января 1951 г. о руководстве русскими эмигрантскими священнослужителями присланным из СССР священником[587].
В конце мая 1952 г. Московская Патриархия направила в Болгарию в качестве нового благочинного протоиерея Сергия Казанского. Прежний благочинный – архимандрит Пантелеймон был назначен настоятелем Какалянского монастыря св. Архангела Михаила. В письме Г. Г. Карпова в МГБ СССР от 2 июня 1952 г. говорилось, что архимандриту «будет предложено Московской Патриархией приехать в СССР, но вряд ли он согласится на приезд в СССР для постоянного жительства, поскольку он, как и другие эмигранты, по нашему мнению, является с враждебными взглядами». Отец Пантелеймон, действительно, остался служить в Болгарии[588].
Между тем, еще в начале 1951 г. Совет по делам Русской православной церкви, пришел к выводу (высказанному в письме от 24 января в МИД СССР), что благочиние, «если в нем есть надобность… должно… ограничиваться русским храмом в г. Софии», и высказался против траты «валюты на содержание десятков священнослужителей из числа бывших белогвардейцев»[589].
Во время своего пребывания в Болгарии с 30 мая по 6 июня 1952 г. председатель Отдела внешних церковных сношений митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) обсудил с руководством Болгарской Церкви вопрос о русских общинах в стране. В докладной записке Г. Г. Карпова в бюро президиума Совета Министров СССР от 1 июля 1952 г. отмечалось, что владыкой Николаем «в беседе с митрополитом Кириллом была достигнута договоренность о постепенной ликвидации небольших русских приходов, созданных в свое время эмигрантским духовенством, и об ограничении представительства Русской церкви храмами в г. Софии и на Шипке, а также о ликвидации впоследствии русских мужского и женского монастырей, существование которых ничем не оправдывается»[590].
3 июля 1952 г. протоиерей Сергий Казанский написал митрополиту Николаю (Ярушевичу) подробную докладную записку о состоянии благочиния, предлагая передать почти все его приходы Болгарскому экзархату: «…русские священники все время жалуются на ущемление их со стороны болгарского духовенства, которое запрещает им совершать требы: крестить, венчать не только у болгар, но даже русских, ограничивая их исполнением треб только в храме. Это говорит о том, что наличие русских приходов и священников вызывало и вызывает сейчас среди болгарского духовенства некоторое неудовольствие и досаду и поддерживает ненужную рознь… Высшие иерархи Болгарской Церкви в большинстве не имеют ничего против того, что существует русское Благочиние в Болгарии, но они были бы очень удовлетворены, если бы Русская Церковь передала в их ведение русские приходы и оставило одно подворье для представительства в г. Софии, как это имеет место в Москве… Все они, может быть, имели в прошедшем какую-либо ценность и необходимость, но на сегодня они не приходы, а только фикция… Что касается мужского монастыря, то там все русские, но для того, чтобы его оживить, т. е. чтобы он мог существовать самостоятельно, а это по современному времени является главным условием существования всякого монастыря, туда должны влиться другие силы, которые могли себя обрабатывать, а это может сделать только болгарский Синод, у которого много монастырей»[591].
Протоиерей Сергий отмечал, что главный секретатрь Болгарского Синода владыка Иона в беседе с ним «осторожно высказал мысль, что Болгарская Церковь, как и вся страна, очень многим обязана России, советской власти и Русской Церкви, и что наличие русских приходов в Болгарии не может нарушить родственных отношений самых близких сестер по вере, и что совместное существование двух параллельных однородных приходов только укрепляет родственные связи. Но когда… был затронут вопрос, как бы отнеслась Болгарская Церковь, если Московский патриарх нашел нужным и целесообразным передать русские приходы Болгарской Церкви, то владыка Иона… с пафосом воскликнул: «если Святейший патриарх Алексий всея Руси найдет нужным и возможным передать русские приходы в юрисдикцию Болгарской Церкви, то это было бы великим актом проявления особой любви к Болгарской Церкви, и Болгарская Церковь записала этот акт на скрижалях своей церковной летописи»». Такую же позицию занимал и председатель Болгарского Синода митрополит Кирилл, подчеркнувший, что он «принимает в свое ведение, обеспечивает всех русских священников пособием наравне с болгарскими священниками, а равно принимает в свое ведение и два монастыря»[592]. Этой докладной запиской о. Сергий Казанский фактически выполнял задание Совета по делам Русской православной церкви.
Осенью к отцу Сергию обратились за советом насельницы Княжевского Покровского монастыря: они хотели купить арендуемый ими частный дом на деньги, присланные им два года назад Московской Патриархией специально на покупку здания для женского монастыря. Но протоиерей Сергий не дал им окончательного ответа, сославшись на то, что не знает, когда решится вопрос о передаче Покровского монастыря Болгарской Церкви[593].
10 ноября 1952 г. Священный Синод Московского Патриархата принял решение об упразднении своего благочиния в Болгарии и передаче русских общин и монастырей в юрисдикцию Болгарской Церкви. В их число входили приходы в Русе, г. Сталине (Варне, 100–150 прихожан), Пловдике (36 семей), г. Димитрово (Пернике), Цареброде, на Шипке (35 русских инвалидов), в Княжево (при русском инвалидном доме, 180 прихожан), Какалянский монастырь св. Архангела Михаила, в котором числилось два архимандрита, один игумен, семь иеромонахов и один послушник (все русские), а также Княжевский монастырь Покрова Пресвятой Богородицы, состоявший из игумении, двух монахинь, четырех инокинь, трех послушниц (по национальности – четыре русские, пять болгарок и одна румынка) и духовника иеромонаха Германа (Кошманова). Следует отметить, что в составе Болгарского экзархата уже была одна преимущественно русская по числу насельников обитель – в Ямбольском мужском монастыре Святого Спаса (св. кн. Александра Невского), настоятелем которого с 1947 г. являлся игумен Феодосий (Желязов), в то время пребывало четыре русских монаха и трудника. В решении о ликвидации благочиния также говорилось о необходимости «братски просить Св. Синод Болгарской Православной Церкви простереть любовь и заботу на вышеперечисленные приходы, монастыри и клир и сохранить, по принятию в свою юрисдикцию, русский духовный уклад и быт в Какалянском монастыре, согласно просьбе его братии».
Российский историк В. И. Косик справедливо отмечал, «что история Русской Церкви в Болгарии в послевоенный период, в сущности, свелась к закрытию русских православных приходов и монастырей. “Белогвардейцы” не были нужны ведомству Карпова, за которым почти всегда было право окончательного решения»[594].
Официально передал русские приходы и монастыри Болгарской Церкви приехавший в начале мая 1953 г. в Софию на интронизацию патриарха Кирилла во главе делегации Московского Патриархата митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков). После возвращения в Москву в состоявшейся 19 мая беседе с Г. Г. Карповым владыка отметил: «Эта передача резко отрицательно воспринята русским духовенством и прихожанами в Болгарии. Вызвало это удивление и среди болгарских митрополитов, которые указывают, что они за свои приходы в Стамбуле борются и не собираются уступать. Русское духовенство обращалось к делегации Московской Патриархии похлопотать о переезде их в СССР. Об этом просили и монахи».
ebooksa