Духовный Собор старцев Свято-Успенской Почаевской Лавры в 1929 г. прислала в благословение типографскому братству большой образ преп. Иова Почаевского с частицей его святых мощей. Икона изображала преподобного на типографском послушании, рядом с печатным станком, и в 1932 г. была установлена на центральном почетном месте в новом типографском корпусе. «Alma-mater, Почаевская Лавра, — писал архимандрит Виталий по этому поводу в 1933 г., — тем передавала нам и право, и благословение продолжать во Владимировой великое дело преп. Иова — служение Церкви и народу русскому печатным словом».[452]
Возрастание миссионерской обращенности к народу и постоянное движение в сторону мира существовало не только у архимандрита Виталия, но и у других членов ладомировской братии. Обобщая позднее миссионерский опыт почаево-ладомировской традиции, митрополит Виталий (Устинов) писал: «Мы привыкли жить среди народа и в то же время вести монастырский образ жизни».[453]
В миссионерской работе братство активно использовало свои издания. Так в 1930 г. вышел противоуниатский катехизис «Глее искать правду?», составленный на русинском наречии бывшим Греко-католическим священником протоиереем Алексием Товтом, которого именовали «батькой Православия в Америке». В 1933 г. был издан «Православный катехизис для карпаторуссов», отредактированный Первоиерархом РПЦЗ митрополитом Антонием (Храповицким) и бывшим униатским протоиереем Иринеем Ханатом. На заседании Духовного Собора обители от 29 октября 1941 г. о. Серафим (Иванов) отмечал, что «все православные дети в здешнем крае учатся по трижды нами изданному: в 1925, 30 и 33 гг. катехизису и по „Начаткам православного учения“, изданному нами дважды: в 1929 и 1931 гг. В 1929 г. мы денежно и технически принимали участие в издании проф. Г. Г. Геровским в Ужгороде „Ветхого и Нового Завета в изложении для школ“. А ныне нами изданы учебники Ветхого и Нового Заветов».[454]
В 1930-х гг. в обители преп. Иова существовали неофициальные монастырские миссионерские курсы, организованные для послушников архимандритом Виталием (Максименко). На них, в частности, в 1933–1935 гг. обучался приехавший из Валаамского монастыря послушник Матти Лехмонен. На работавших в осеннее и зимнее время курсах преподавали литургику, историю Церкви, церковно-славянский язык и другие предметы. В частности, они входили в принятую 23 октября 1935 г. Духовным Собором братства программу занятий трехклассной миссионерской школы на 1935/1936 учебный год.[455]
Всего с 1924 по 1940 гг. в обители были подготовлены к священническому званию и получили его не менее 20 человек, в том числе протоиереи Алексий Омельянович, Александр Цуглевич, священники Андрей Цуглевич, Иоанн Иванов и Андрей Романецкий, игумен Игнатий (Чокина), иеромонахи Савватий и Михаил (Никифоров), архимандрит Михаил (Дикий) и др.
Кроме того, насельники обители преп. Иова, как уже говорилось, служили настоятелями в православных храмах края, устраивали крестные ходы, в августе 1935 г. монах Алексей (Дехтерев) получил от епископа Мукачевско-Пряшевского Дамаскина полномочия проводить занятия Закона Божия в сельских народных школах и т. д.[456]
Таким образом, в условиях зарубежной жизни для насельников монастыря преп. Иова одной из главных задач было стремление распространить Православие в инославной среде, а также уберечь свою русскую паству от денационализации. Не случайно позднее, во время Второй мировой войны, ладомировские монахи активно стремились к миссионерству на территории Советского Союза. Благодаря деятельности братии православное движение в Пряшевском крае неуклонно росло. При этом русское братство в Ладомировой постепенно стала миссионерским центром Православия во всей Чехословакии.
Помимо книгопечатной и миссионерской работы обитель была известна написанием икон в древнерусском стиле, а также изготовлением иконостасов, распятий и т. д. Почти по всему русскому зарубежью распространялись объявления о том, что в Ладомировой принимаются заказы на написание православных икон: Спасителя, Божией Матери, праздников и именных святых, кроме того, изготовлялись запрестольные кресты и плащаницы: «Иконы художественной работы пишутся опытным мастером монахом в древнерусском и современном стиле по желанию заказчиков на досках яичными красками по старинному способу и на холсте маслеными красками. Художественность изображения гарантирована».[457]
В составе братии имелись два замечательных иконописца, родные братья иеромонахи Киприан и Григорий (Пыжовы). Отец Киприан в первой половине 1930-х гг. за нескольких лет расписал в русских изографических традициях Михайловский храм обители, а также создал иконостас в зимней церкви братства. В 1938 — в год 950-летия Крещения Руси приходской совет храма св. архангела Михаила обратился к верующим с просьбой о пожертвованиях для укрепления росписей — «помочь нам сохранить чудную, душу умиляющую и сердца горе возносящую, стенную роспись нашего храма» (что было вызвано сыростью стен), а также для написания новых фресок на сюжеты «Крещения Руси», «Проповедь свв. Кирилла и Мефодия» и композиции с изображениями русских и других славянских святых: «Хорошо было бы украсить стены нашего храма этими фресками именно теперь во Владимирском юбилейном году».[458]
Кроме Михайловской церкви, отец Киприан расписал православный храм в Пряшеве, полностью написал три иконостаса для двух церквей в Европе и одной в Америке, несколько больших распятий для храмов и значительное количество именных икон по заказу отдельных лиц. Так, например, 28 сентября 1941 г. в с. Вилаги был установлен и торжественно освящен архимандритом Нафанаилом (Львовым) большой крест, созданный стараниями настоятеля местного прихода о. Василия Птащука (распятие написал иеромонах Киприан).
Насельники обители также изготавливали декоративно-прикладные церковные изделия: нательные крестики русского образца (в том числе серебряные); образки-медальоны с односторонним изображением — «Божия Матерь», «святой Пантелеимон» и «преподобный Серафим» и двойные — «святые Владимир и Ольга», «Дева Мария с младенцем и святой Пантелеимон»; нательные образки (Божией Матери Знамения Курской-Коренной, св. вмч. целителя Пантелеимона и преп. Серафима Саровского). В 1938 г., в связи с празднованием юбилея принятия христианства на Руси, были изготовлены массивные памятные медали: серебряные, бронзовые и алюминиевые. На их лицевой стороне был изображен св. кн. Владимир, а на оборотной — св. кн. Ольга с надписью «950-летие Крещения Руси. 988–1938». Кроме того, по мотивам ордена св. кн. Владимира изготовили металлические сувенирные мужские знаки в петлицу и женские броши с рисунком и эмалевой миниатюрой. В связи с юбилеем в типографии также напечатали хромолитографические иконки с образом св. кн. Владимира.[459]
Важной частью жизни членов братства были духовно-просветительные, культурные и благотворительные мероприятия. Подготовкой различных культурных акций братия реагировала не только на официальные государственные или церковные праздники, на местные традиции и обычаи, но и на юбилеи, обычаи, традиции и праздники, присущие русской эмигрантской общине. Одной из таких акций был День русской культуры, ежегодно проводимый в июне в честь дня рождения А. С. Пушкина. Дни русской культуры становились во всем российском эмигрантском мире днями русского национального единства и славянской близости. Также было и во время их проведения в Ладомировой. Сохранилось свидетельство празднования Дня русской культуры в монастыре преп. Иова, например, в 1934 г., когда в нем участвовало 2500 людей. По этому поводу «Православная Русь» писала: «Очень импозантным было торжественное шествие с многочисленными русскими национальными трехцветными полотнищами, перед которым проходил конный отряд. Наездники были в казацкой форме. Большинство мужчин были одеты в русские вышитые рубашки (косоворотки), а девушки и женщины — в русские деревенские платья. С трибуны лилась русская речь, и было так радостно среди родного русского народа»[460].
Важную роль во всех культурных мероприятиях и празднованиях, играл русский православный хор, который был образован при монастыре преп. Иова в 1933 г. Регентом хора стал И. А. Облетилов, приехавший в Ладомирову из США в том же году. В культурных мероприятиях вместе с русским православным хором выступали также дети из местной народной школы. Они дополняли выступления хора танцевальными номерами, которые с ними разучивал проживавший в Ладомировой донской казак П. Д. Хромов. С середины 1930-х гг. русский хор регулярно выступал с концертами в различных населенных пунктах Словакии.
Самой большой благотворительной акцией, которую братство регулярно организовывало, начиная с 1930 г., был проводившийся на Рождество праздник «Русская елка». Члены Миссии ежегодно уже в октябре-ноябре публиковали в газете «Православная Русь» заметки, в которых напоминали своим читателям, что готовят рождественскую елку для бедных детей и просили всех православных людей оказать финансовую помощь или прислать подарки детям к празднику. В ответ на эти призывы в монастырь поступали денежные переводы и посылки с разными подарками (игрушками, одеждой и обувью). В этой акции регулярно участвовали русские эмигранты из Словакии, Моравии и Чехии, а также выходцы из России, жившие во Франции, Югославии и даже в США. Все дары, пришедшие на адрес Миссии, раздавались бедным детям во время празднования Рождества. Детьми обычно занимался игумен Савва (Струве), так как подготовка и организация елки ежегодно поручалась ему. Ему активно помогали А. П. Дехтeрев и А. П. Белонин, который готовил культурную программу. В подготовке праздника участвовали практически все члены братства, а иногда к ней подключались и гости. Первоначально Миссия организовывала елку только в Ладомировой, но затем и во всех окрестных деревнях. Только в 1938 г. «Русскую елку» посетило 400 детей, и все получили подарки в виде различных вещей, игрушек и елочных украшений.
Условия жизни в обители долгое время оставались очень суровыми, средств постоянно не хватало. Иногда насельникам нечего было есть, и братская кухня по нескольку дней стояла нетопленой. Порой отпечатанные богослужебные книги, на которые имелись заказы, не на что было отправить, и они лежали запакованные, в ожидании какого-нибудь денежного поступления. Но архимандрит Виталий категорически запретил производить какие-либо сборы пожертвований среди местных новообращенных крестьян.[461]
Состав братии был довольно текучим. Многие, не выдержав монастырской дисциплины, скудной пищи и тяжелой многочасовой работы, уходили из обители. Некоторые уходили мирно, сознавая свою слабость и неподготовленность к несению иноческого креста, другие с огорчением, и даже, порой, с конфликтами. Владыка Нафанаил в связи с этим отмечал: «Все терпел молчаливый и невозмутимый архимандрит Виталий и только глубже зарывался в работу. А работал он поистине неутомимо. Нес он ношу, которую и троим впору нести. Был настоятелем братства, настоятелем обширного прихода, редактором газеты, богослужебных книг и календаря, лектором во время зимних богословских занятий братии, по несколько часов в день сам стоял за наборной кассой, а по ночам всегда принимал участие в очереди по печатанию на малой машине, когда она была единственной и на ней нужно было работать круглые сутки, вследствие ее малой пропускной способности. Когда в 1931 году приступили к постройке большого типографского корпуса, и братия приняла участие в земляных работах, архимандрит Виталий, уже 60-летний старец, первый подавал пример братии и вывез самолично за лето до 1000 тачек глины».[462]
10 мая 1933 г. о. Виталий написал статью об истории воссоздания русской церковной типографии преп. Иова Почаевского в качестве своего отчета «перед Русскою Православною Церковью и Русским народом» в порученном ему «церковно-общественном деле», в которой отмечал: «Мне уже за 60 лет. Пора подумать об отчете по врученному мне Русской Церковью послушанию. И вот, я считаю своим долгом совершить последний акт — передать реставрированную после войны Типографию законному ее хозяину — Русской Православной Церкви, от которой я и получил ее в 1903 г. в ведение и под ответственность, как монах — послушание. Мое искреннее пожелание и молитвы к Богу, чтобы эта историческая институция, столь много послужившая Русской Церкви и нации в прежние века, находясь и надальше в надежных и энергичных русских руках, служила в настоящее лихолетие всей Русской Церкви и всему Русскому народу, охраняя православную веру, и, углубляя русское самосознание, собирая вокруг себя самоотверженных русских сынов на дальнейшую идейную, бескорыстную работу».[463]
В сентябре 1934 г. отцу Виталия пришлось уехать из Ладомировой в США. Указом Архиерейского Синода от 11 марта 1934 г. архимандрит, вопреки его желания, был назначен на Детройскую кафедру. Синод решил направить его в США для ведения переговоров о возможности присоединения Американской митрополии к Русской Православной Церкви за границей (что произошло в 1935 г.). В речи при наречении во епископа, произнесенной 22 апреля / 5 мая в Белграде, о. Виталий отметил: «Большую часть жизни я отдал церковно-народной работе в Почаевской Лавре при типографии преп. Иова, а последнее десятилетие — восстановлению этой самой типографии на Карпатах среди Русского народа. Здесь я был сам хозяин, сам и работник. И теперь я не могу даже представить себе, какое содержание, интерес в моей жизни будет, когда я оставлю привычное мне служение Церкви печатным словом. Я не могу спокойно даже подумать о том, как это дело, которому я отдал 18 лет до войны, и на восстановление которого после большевистского грабежа ушло 15 последних лет моей жизни, останется без меня: начатое, но неокрепшее, без подготовленного кадра работников, юридически не безопасное».[464]
23 апреля / 6 мая о. Виталий был хиротонисан во епископа Детройтского, затем вскоре — 14 сентября 1934 г. возведен во архиепископа и направлен в Нью-Йорк для окормления русских эмигрантов в Америке, куда прибыл в октябре. В 1938 г. он основал в Нью-Йорке Свято-Владимирскую Духовную семинарию, в 1948–1960 гг. был настоятелем известного Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле. В 1947–1950 гг. Владыка Виталий служил архиепископом Североамериканским и Канадским, а с 1950 г., вплоть до своей кончины 21 марта 1960 г. — архиепископом Восточноамериканским и Джерсийским (Джерзейситским). С 1950 г. он также был постоянным членом Архиерейского Синода.[465]
Следует упомянуть, что, даже пребывая в США, Владыка Виталий активно боролся за права православного населения в славянских странах Европы, прежде всего в Польше, где во второй половине 1930-х гг. было активное гонение на Православие. Так 8 марта 1936 г. архиепископ подписался под обращением к польскому правительству Общерусского собрания, в сентябре 1938 г. — под резко осуждавшей гонения резолюцией XVI конвенции Русского (Русинского) объединенного союза взаимопомощи в Северной Америке, а в августе того же года на II Всезарубежном Русском Соборе в Югославии именно он настоял на осуждении гонений в Польше, хотя первоначально делегаты не были склонны рассматривать этот вопрос так остро.[466]