Положение несколько изменилось к лучшему в 1943 г., в результате усилий Болгарской, Румынской и Зарубежной Русской Церквей, оказавших давление на немецкую военную администрацию. Германский консул в Салониках в своем сообщении в Рейхсминистерство иностранных дел от 8 декабря 1943 г. отмечал, что «военное управление в этом году особенно старалось об удовлетворительном обеспечении Горы Афон». Производимые монашеской республикой древесина, лесные орехи и оливковое масло обменивались на пшеницу и другие продукты из остальной Македонии. В результате монастыри получили 150 тыс. ок пшеницы и 60 тыс. ок бобов и овощей, что было достаточно для пропитания населения Афона; правда, существует разница в питании насельников богатых и бедных монастырей. Болгарские же обители получали продовольственную помощь от правительства своей страны. Салоникский консул отмечал, что монастыри в целом обеспечены на зиму продуктами, и военная администрация через афонского губернатора быстро откликается на нужды общины и помогает в случае необходимости. По словам консула, германское посольство в Греции также постоянно наблюдало за делами Афона и обеспечивало соответствующую поддержку при проведении корабельных конвоев на Святую Гору[230].
Сообщение консула существенно дополняет докладная записка немецкой краевой комендатуры Лангандас от 10 декабря 1943 г. о положении в губернии Афон. В ней говорилось, что крупные монастыри в целом имеют достаточно продовольствия на зиму, при этом хуже других обеспечены греческие обители Ставроникита, Пантократор, Эсфигмен и самый большой русский Свято-Пантелеимоновский монастырь, имевший 255 насельников. В существенной помощи нуждались лишь келлиотские поселения: Каруля, Катунакия, святой Анны и св. Василия в юго-западной части Афона. Там проживали 160 монахов, для пропитания которых требовалось 8-10 т пшеницы. Продовольствие им планировалось отправить в качестве рождественского подарка, вероятно, на интендантском судне группы армий «Е» в порт св. Анны, где продукты должны были передать известному своей надежностью доверенному лицу – иеромонаху Герасиму (Менагиасу)[231]. При этом общая численность монахов Святой Горы в 1943 г. составляла 2878 человек: 1800 греков, 700 русских, 220 румын, 120 болгар, 35 сербов и 3 грузина[232].
Продовольственная помощь афонским монастырям продолжалась и в дальнейшем. Так, согласно сообщению германского Рейхсминистерства иностранных дел от 8 февраля 1944 г., Болгарский Красный Крест при поддержке немецкого посольства в Софии отправил нуждавшимся монахам на Афон 7,5 т пшеницы, 1 т бобов, 600 кг муки, 230 кг сахара, 230 кг риса, 200 кг сыра, 30 кг соды, 20 одеял, 10 комплектов носков и рубах, 10 пар обуви. Этот груз был отправлен на корабле в сопровождении священнослужителей, а немецкое посольство позаботилось, чтобы транспорт не встретил препятствий со стороны греческих ведомств[233].
Накопленные на Афоне за много веков церковные ценности в годы войны в основном сохранились. В числе немногих исключений был случай передачи монахами старинных книг из Зографа болгарским солдатам для дальнейшего вывоза в Болгарию. По этому поводу в 1980-е гг. проходили переговоры между правительствами Греции и Болгарии о возвращении вывезенных книг на Святую Гору. Осенью 1944 г. немецкие оккупанты планировали вывезти церковные ценности с Афона в Германию, но не успели в связи с быстрым отступлением из Греции[234].
Как уже говорилось, весной 1941 г. Болгария претендовала на то, чтобы вся территория Афона отошла к этой стране. Однако уже в июне того же года Священный Синод Болгарской Православной Церкви обдумывал гарантирование экономических интересов монастыря св. Георгия Зограф, «в том случае, если Афон останется вне границ Болгарии»[235]. После того, как это произошло, Болгарский Синод постоянно интересовался ситуацией на Святой Горе. Так, 16 декабря 1941 г. он решил просить свое Министерство иностранных и религиозных дел по дипломатическим каналам воспрепятствовать планируемой отмене автономии Афона и добиться допуска послушников – болгар в Зограф[236].
В дальнейшем пополнение братии монастыря стало возможным, но желающим для этого требовалось представить шесть документов: свидетельства об образовании, Крещении, несудимости, удостоверения от приходского священника и руководства общины о честности и благонадежности, а также разрешение представительства немецких военных властей в Софии. Это, в частности, видно из переписки с различными инстанциями желающего стать послушником Зографа Михаила Цекова. В своем ходатайстве в Министерство иностранных и религиозных дел от 10 мая 1944 г. М. Цеков отмечал, что в монастыре св. Георгия и 11 болгарских келлиях «имеется большая нужда в новых монахах, так как греческое правительство запрещало рукополагать новых монахов – болгар и не пускало кандидатов из Болгарии»[237].
В 1943 г. в Зографе, настоятелем которого был архимандрит Владимир, проживало 57 монахов и послушников (36 из Македонии и Северной Греции, 14 из Болгарии и 3 из Бессарабии). Вплоть до осени 1944 г. Болгарская Православная Церковь постоянно оказывала Зографу материальную помощь, и его представители неоднократно ездили в Болгарию для получения и доставки продовольствия.
Единственный сербский монастырь на Святой Горе – Хиландар вызывал повышенное, в основном резко негативное, внимание германских органов власти. В 1942 г. они предполагали существование связи Московской Патриархии через Румынию, Венгрию и Хорватию с Белградом, а через него и с Хиландаром. По утверждению СД, в этом монастыре имелся засекреченный резидентский пункт английской разведки, предоставлявший информацию в Лондон и Москву. Подразделениям СД было запрещено открыто действовать на Афоне, но в германской службе безопасности считали, что курьерами разведки являлись монахи, а их донесения шли через Заместителя Патриарха митрополита Иосифа (Цвийовича), возглавлявшего Синод Сербской Православной Церкви в Белграде[238].
Следует отметить, что митрополит Скопленский Иосиф активно помогал Хиландару еще в 1930-е гг., предоставил ему в качестве метоха монастырь Св. Архангела (в Македонии), когда Хиландар лишился своих метохов из-за их конфискации греческим государством в середине 1920-х гг. Старался Владыка Иосиф помочь Хиландару и в годы Второй мировой войны.
Осенью 1942 г. возникла угроза захвата болгарскими органами власти подворья Хиландара (с построенным в 1890 г. храмом св. Саввы и всем имуществом) в Салониках. В начале октября сербский министр образования обратился за помощью к немецким властям, ссылаясь на сообщение штаба управления при командующем войсками в Сербии о гарантировании рейхсканцером церковной самостоятельности и неприкосновенности автономии Афона. 10 октября уполномоченный германского Рейхсминистерства иностранных дел в Сербии Бенцлер послал запрос начальству, которое в течение месяца согласовало свою позицию с шефом полиции безопасности и СД.
19 ноября 1942 г. последовал ответ рейхсминистерства о том, что германским органам власти не следует включаться в данное дело, так как защита интересов Сербского Православия не целесообразна из-за пассивной позиции Православных Церквей в отношении нового европейского порядка. Уступка подворья болгарам, по мнению министерства, не затрагивала основные правила отношений с монашеской республикой на Афоне, а влияние монахов за пределами отведенной им территории, наоборот, представлялось нецелесообразным. Таким образом, немцы выразили свое полное согласие на передачу подворья Хиландара в Салониках «союзному государству»[239].
В результате храм св. Саввы был закрыт, а здание подворья (в центре Салоник) передано болгарам. Правда, уже в декабре 1944 г., вскоре после изгнания немцев, подворье вернули Хиландару, церковь открыли, и там несколько лет попеременно служили афонские иеромонахи и русские священники, пока югославские власти не прислали из Белграда священника Войислава Гачиновича (в 1946 г. болгарские власти даже возместили нанесенный храму ущерб)[240].
Священный Архиерейский Синод Сербской Православной Церкви на протяжении всей войны пытался получить объективную информацию о положении Хиландара и оказать ему помощь. Первые известия были получены в начале 1942 г. через сербское Министерство юстиции. В марте 1943 г. референт по делам культов сербского Министерства образования посетил Афон и затем сообщил Синоду, что в Хиландаре проживают 35 насельников и монастырь нуждается в пополнении братии. Только в мае 1944 г. Синод с большим трудом получил разрешение германских властей на отправку в Хиландар десятка монахов и послушников, о чем сообщил в своем печатном органе «Гласник». Быстро нашли девять кандидатов, но их поездка на Афон так и не состоялась[241]. В работе одного из современных греческих авторов утверждается, что сербские монахи из Хиландарского монастыря в годы Второй мировой войны оказывали помощь грекам в борьбе с оккупантами[242].
Следует упомянуть, что в одном из греческих монастырей – Дохиаре в 1944 г. (в конце периода немецкой оккупации) был принят новый внутренний устав, который, правда, просуществовал всего несколько месяцев. В дальнейшем снова стал действовать прежний устав 1927 г.
В числе насельников русских обителей на Афоне были люди, настроенные резко антинацистски, в частности монах, написавший в январе 1941 г. письмо
Некоторые русские отшельники Карули избегали общения с иеромонахом Софронием (Сахаровым) из-за его отношений с немецкими офицерами, которые, впрочем, были вынужденными. «Позиция русских отшельников была весьма твердой: нацисты – безбожники, компромисс невозможен». При этом непонимание о. Софрония и старцев Карули, скорее всего, было недоразумением – впоследствии Господь явил святость и той и другой стороны. Отдельные английские солдаты и офицеры, оказавшиеся на территории Греции после разгрома британского экспедиционного корпуса и преследуемые немецкими частями, находили на Святой Горе убежище и с помощью монахов переправлялись сначала в Турцию, а затем в контролируемую Великобританией Палестину. Узнав об этом, немцы арестовали нескольких монахов и, по некоторым сведениям, подвергли их пыткам[244].
Согласно утверждениям некоторых греческих историков, весь период оккупации леса и побережье Афонского полуострова служили тайным убежищем и местом отправки в Малую Азию бойцов Сопротивления – греков и их союзников (т. е. прежде всего, англичан). Кроме того, к побережью Афона приходили английские подводные лодки, которые получали разведывательную информацию. Большая часть монахов поддерживала эти действия и помогла союзникам[245].
К русским обителям на Святой Горе оккупационные власти в целом относились достаточно настороженно. Неоднократные попытки германского командования добиться со стороны русского Афона документально выраженного одобрения войны против Советского Союза закончились неудачей[246].
Во второй половине 1941–1942 г. афонские монастыри пополнились несколькими монахами Русской Православной Церкви Заграницей, уехавшими на Святую Гору из оккупированной Югославии[247]. Однако число насельников русских обителей в результате естественной убыли, голода и других бедствий военного времени продолжало сокращаться. Так, например, в Руссике скончались: 30 апреля 1940 г. – схимонах Диадох (Дружинин); в сентябре 1941 г. – казначей схимонах Митрофан; 5 марта 1942 г. – заведовавший монастырской лавкой схимонах Мефодий (Федоров); 8 февраля 1943 г. – член Собора старцев, заведовавший ризничной мастерской, схимонах Матфей (Газин); в сентябре 1944 г. – старец Троицкой келлии схимонах Симеон и т. д.[248]
К началу 1941 г. в Собор старцев Свято-Пантелеимоновского монастыря входили: игумен Иустин (председатель), иеромонахи Пинуфрий, Иосиф, Флегонт, Виссарион, Сергий и Андрей, монахи Митрофан, Кифа, Николай, Матфей, Мефодий и Василий (Кривошеин). О. Василий также весь период войны был антипросопом Руссика в Киноте, а до 5 февраля 1942 г. – и грамматиком (его сменил в этой должности архимандрит Кассиан (Безобразов)). Рукоположения в священный сан в монастыре совершал проживавший на Афоне с 20 апреля 1930 г. (после вынужденного отъезда из Албании) греческий митрополит Иерофей. Так, 29 августа 1941 г. он рукоположил в Пантелеимоновском соборе во иеросхимонаха о. Протасия (Кузина), иеромонаха – иеродиакона Никострата и иеросхидиакона – схимонаха Андрея (Чулея)[249]. 14 сентября 1941 г. владыка Иерофей рукоположил во иеродиакона монаха Давида (Цубера) и др.