Уже в присоединении Болгарии к Тройственному пакту редакция «Церковного вестника» увидела «перст провидения», отмечая, что немецкий народ призван создать новый мировой порядок и идти с Германией – единственный правильный и спасительный путь, по которому болгарам необходимо следовать[654]. А после вступления болгарских войск в Македонию митрополит Неофит проводил аналогию между царем-освободителем Александром II и Гитлером – оба якобы были избраны Провидением для восстановления правды и справедливости в отношении болгарского народа. Статья владыки успела выйти в короткий период существования болгарского «идеала геополитики» – страна находилась в союзе как с русскими, так и с немцами[655].
Болгарская Православная Церковь восприняла присоединение новых областей как освобождение исконных болгарских территорий и восстановление «тела нации», разорванного на части в 1878 и 1912–1918 гг., называя эти события «болгарской Пасхой». Провозглашалось, что национальная Церковь восстановила свою каноническую юрисдикцию на все епархии, «которые принадлежали ей на основе божественного и человеческого законов». 29 апреля 1941 г. Синод уполномочил митрополита Неофита посетить царя и лично поздравить его с историческим событием. В специальных меморандумах, составленных митрополитами Паисием и Кириллом по указанию Синода от 30 апреля, выражалась благодарность Германии и Италии за помощь в национальном объединении Болгарии и высказывалась надежда, что и не освобожденные еще болгарские земли не останутся вне границ страны: «Болгарская Церковь. приносит глубокую благодарность и признательность благородному и храброму немецкому народу и его великому вождю г-ну Адольфу Гитлеру и с молитвенным умилением вспоминает все жертвы, павшие на бранном поле во имя правды и за народ». Меморандумы были лично вручены послам указанных стран вместе с чеками (немцам – на 100 тыс. левов и итальянцам – на 50 тыс. левов) – даром Синода для раненых воинов[656].
Эйфория от освобождения Македонии временно овладела даже митрополитом Стефаном, выступавшим до этого времени с яркими антивоенными проповедями. 6 мая 1941 г. он возглавил молебен в связи с воссоединением болгарских земель на площади перед собором св. кн. Александра Невского и произнес перед собравшимися вдохновенную речь о подвигах болгарских войск и их союзников, после которой духовенство и народ пропели многолетие фюреру Адольфу Гитлеру и итальянскому королю Виктору-Эммануилу II[657].
Но хотя Священный Синод и направил упомянутые меморандумы правительствам Германии и Италии, одновременно в ряде статей церковной печати подчеркивалось, что акт национального объединения Болгарии был поддержан СССР. Выражение любви к России не исчезло из посланий и проповедей болгарских митрополитов даже после нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. Многие архиереи советовали болгарским властям оставаться вне войны с СССР и теперь любыми способами освободиться от связей с Германией[658].
После вторжения немецких войск в СССР и митрополит Стефан вновь стал резко негативно относиться к войне, правда, теперь органы цензуры уже не разрешали публиковать ему русофильские статьи. 9 июня 1942 г. владыка с гневом писал в своем дневнике: «Адская эпоха! Самые лучшие люди могут впадать в истерию, которой обладает злосчастный фюрер! Но где культура, великая цивилизация немецкого народа, если он поставил руководить людьми фюрера? Не была ли это только маска культуры на варварском обличье тевтонской расы? Я давно объявил войну войне, но “один в поле не воин”. Многие мои статьи, в которых объективно рассматривались вопросы мира, цензура не пропустила, и полиция делает мне внушения, чтобы я перестал писать и мыслить об этих деликатных вопросах. Невыносимое рабство»[659].
Критика большевистского режима не затрагивала братского отношения Болгарской Церкви к Московскому Патриархату, и эти симпатии были взаимными. Не случайно портрет Софийского митрополита Стефана – единственного из европейских православных иерархов – появился в изданной в 1942 г. Московской Патриархией пропагандистской книге «Правда о религии в России». Владыка Стефан и в годы войны занимал активную гражданскую позицию, открыто выступая против политики сближения и сотрудничества с нацистской Германией.
В частности, он единственным из православных архиереев Восточной Европы публично протестовал против нападения на Советский Союз, называя в своих проповедях германскую агрессию «величайшим грехопадением, прелюдией ко второму пришествию», и обвинял тех, кто начал это невиданное братоубийство[660]. За подобные выступления митрополит неоднократно подвергался нападкам на страницах профашистской болгарской печати. После расстрела 1 июня 1942 г. сотрудничавшего с советской военной разведкой генерал-майора Владимира Заимова владыка Стефан не побоялся совершить заупокойную службу по нему[661].
Однако среди болгарского духовенства были и прогермански настроенные священнослужители. Во второй половине 1930-х гг. различные ведомства Третьего рейха, прежде всего МИД и Министерство церковных дел, пытались вовлечь Болгарскую Церковь в сферу своего влияния. В частности, МИД в начале 1938 г. через научный фонд Александра Гумбольдта пригласил несколько молодых болгарских богословов в качестве стипендиатов для учебы и преподавания на протестантских теологических факультетах немецких университетов «с целью обеспечения на них преобладающего германского культурного и научного влияния». С этого года болгарских богословов активно начали приглашать читать лекции в немецких университетах. Так, например, профессор (с июля 1940 г. – ректор) Софийского университета протопресвитер Стефан Цанков 29 мая 1940 г. прочитал в Берлине доклад «Основополагающие начала национального характера Болгарской Православной Церкви» и в тот же день был удостоен звания почетного доктора Берлинского университета, а в августе 1940 г. он выступил с докладом «О единстве Церкви как проблеме в новой православной теологии» на конференции Лютеранской Академии в Зондерсхаузене[662].
В области научных контактов с Болгарской Церковью особенно большую активность проявлял директор Института изучения Восточной Европы в Кенигсберге профессор Ганс Кох, который был главным церковным экспертом для целого ряда немецких ведомств. С 1936 г. г. Кох выпускал ежеквартальный научный журнал «Куриос» (посвященный исследованию истории и современного состояния различных конфессий в Центральной и Восточной Европе), на издание которого Министерство церковных дел ежегодно выделяло 1 тыс. рейхсмарок. С марта 1940 г. профессор несколько месяцев работал в Германском научном институте в Софии и 5 июля того же года представил в МИД доклад о своих связях с православными иерархами (в том числе с 4 болгарскими митрополитами), отметив, что он считает себя «союзником Восточных Церквей в научном отпоре Ватикану». Согласно приказу Рейхсминистерства науки, воспитания и народного образования и ряд других ведущих немецких профессоров сообщили о своих тесных научных связях с Болгарской Церковью: Бенц, Штанде, Литцмак, Гайлер и Зееберг[663].
Еще одним инструментом влияния было Немецко-болгарское общество, нередко выдававшее стипендии православным богословам. 11 октября 1940 г. оно переслало в Министерство церковных дел диссертацию болгарского доктора богословия Панчовского («близкого доверенного лица дружественного немцам митрополита Пловдивского Кирилла») «Православное церковное юношеское движение в Болгарии» с просьбой выделить часть денег для ее публикации в Германии (большую часть расходов общество брало на себя). Запрашиваемые деньги выделили, и в конце 1940 г. диссертация была издана. Общество также пересылало болгарским митрополитам издававшуюся в Германии богословскую литературу (при этом половину денег на пересылку в 1941 и 1942 гг. выделил митрополит Берлинский и Германский в юрисдикции РПЦЗ Серафим Ляде). Кроме того, немецкими ведомствами использовалась международная служба Германской Евангелическо-Лютеранской Церкви, имевшая хорошие связи с несколькими болгарскими профессорами-богословами[664].
Интересно отметить, что 1 апреля 1941 г. Болгарский Синод рассмотрел запрос инославного военного духовенства немецкой армии о разрешении совершать службы в болгарских православных храмах. В ходе дискуссии мнения архиереев разделились, например митрополит Евлогий считал, что католикам разрешить можно, а лютеранам – нет, митрополит Михаил был против разрешения, а владыки Паисий и Кирилл – за. В итоге общее решение принято не было, и каждый митрополит действовал по своему усмотрению[665]. Болгарское же приходское духовенство и монашество очень сдержанно относилось к присутствию немецких войск в стране. Так, например, Рильский монастырь категорически отказался оказать содействие штабу германской армии в Болгарии[666].
В стремлении оказывать влияние на Болгарскую Православную Церковь ведомства Третьего рейха первоначально соперничали с Англиканской Церковью и Ватиканом. С большой тревогой восприняли в Германии визит 1117 мая 1940 г. в Болгарию делегации Англиканской Церкви во главе с епископом Гибралтарским Гарольдом, которая была принята королем Борисом III и присутствовала вместе с членами болгарского правительства на праздничном богослужении в софийском Александро-Невском соборе. В сообщениях германского посольства из Софии в свой МИД от 11 и 30 мая 1940 г. говорилось, что в переговорах с англиканами со стороны Болгарской Церкви участвовали шесть человек: митрополит Софийский Стефан (прозападно ориентирован, но внешне нейтрален), митрополит Пловдивский Кирилл (прогермански настроен и враждебен англичанам), митрополит Старо-Загорский Павел (русофил, враждебный англичанам), митрополит Врачанский Паисий (довольно дружественен немцам и враждебен англичанам), секретарь Синода епископ Никодим (проанглийски настроен) и профессор С. Цанков, который считался лояльным и англичанам и немцам.
Главным вопросом межцерковных переговоров была давно обсуждавшаяся проблема признания Болгарской Церковью рукоположения англиканских священнослужителей, однако она не получила практического разрешения. Еще 10 мая представители Болгарской Церкви на своем совещании приняли решения: 1. Англиканская делегация не является достаточно легитимной для заключения соглашения. 2. Болгарская Православная Церковь также не компетентна для ведения завершающих переговоров, так как отсутствует согласие других Поместных Православных Церквей в целом и Русской Церкви в частности, а также согласие низшего болгарского клира, который еще не был опрошен Синодом.
По мнению немецкого посольства, болгарские архиереи осознавали, «что в современной ситуации всякий шаг навстречу англичанам сразу будет расценен как признание нейтралитета, и не только со стороны рейха, но и собственного народа». В ходе двухдневных переговоров церковных делегаций болгары ограничились тем, что выслушали точку зрения англикан, задали им ряд богословских вопросов и заявили, что англиканские предложения будут рассмотрены Священным Синодом[667].
Тревожили германские ведомства и связи Болгарии с Ватиканом, в частности прошедший с большим успехом прием папой Пием XII 22 июля 1941 г. в Риме болгарского премьер-министра Б. Филова и министра иностранных и религиозных дел И. Попова. При этом в Софии в тот период уже был апостольский легат – епископ Мацли. В ноябре 1941 г. в одной из итальянских газет появилась статья о соглашении, якобы заключенном Ватиканом с председателем Болгарского Синода митрополитом Неофитом (выступившим в качестве администратора и доверенного лица Православной Церкви на территории СССР) относительно «объединения» Русской Православной и Католической Церквей. Ватикан выразил готовность предоставить богослужебные предметы, церковную утварь и т. п. вещи, необходимые для возрождения церковной жизни в России, а митрополит Неофит будто бы выразил согласие с тем, что вновь рукоположенные в России православные священники будут соблюдать обет безбрачия при условии утверждения Ватиканом ныне существующего там женатого духовенства. Это сообщение не имело никакой реальной основы, однако оно вызвало четырехмесячную активную переписку германского МИД с Рейхсминистерством церковных дел[668]. К 1942 г. не без вмешательства немцев болгарские контакты с англиканами и Ватиканом фактически прекратились.
Одной из важнейших проблем, которыми занималась Болгарская Православная Церковь в годы Второй мировой войны, было административно-церковное управление занятыми болгарскими войсками территориями. С Южной Добруджей вопрос удалось решить относительно легко – ее 27 духовных округов до 1913 г. входили в состав Варненской и Доростольской епархий и теперь решением Синода от 10 сентября 1940 г. были вновь присоединены к ним. Через несколько дней митрополиты этих епархий стали командировать на новые территории первых священников. 30 сентября Министерство иностранных и религиозных дел выделило государственный кредит размером 1,7 млн левов на содержание 80 священников, доставку богослужебных книг, церковной утвари, облачений и сохранение исторических памятников в Южной Добрудже[669].
Митрополит Доростольский и Червенский Михаил обследовал приходы отошедшей от Румынии территории и 19 ноября 1940 г. сообщил на заседании Синода о плохом состоянии храмов и их отсутствии в десятках сел; в тот же день было решено оказать приходам Добруджи требуемую помощь. Также владыка установил, что за 20 лет румынского правления не было построено ни одной новой церкви. В связи с этим Синод обратился в министерство с предложением о начале их строительства[670]. Позже выяснилось, что для реинтеграции новых духовных округов нужно значительно больше средств, чем первоначально считалось. В частности, приходов в Южной Добрудже оказалось не 80, а 120, и, следовательно, необходимо было увеличить количество священников. Однако так как в остальной части Болгарии тогда не хватало 300 иереев, Синод 22 ноября 1940 г. решил просить у государства дополнительный кредит на содержание 180 новых священников и еще 2 млн левов на ремонт старых и строительство новых храмов[671]. В конце концов получить эти средства не удалось. К январю 1944 г. в Южной Добрудже действовало лишь 98 церквей и 9 часовен (монастырей не было), которые обслуживали 55 постоянных священников и 19 командированных[672].
Священный Синод считал, что и в отношении других занятых территорий Болгарская Церковь лишь восстанавливает историческую справедливость, возвращая себе то, что принадлежало ей до 1913 г. Однако существенная разница между реальной ситуацией и желанием восстановить свою юрисдикцию на всех занятых территориях препятствовала попыткам Болгарской Церкви проводить там последовательную единообразную политику. Синод вскоре понял, что в Македонии и Эгейской Фракии невозможно полностью применить меры, используемые в Южной Добрудже.
Первый вариант проекта духовной администрации на занятых югославских и греческих территориях был принят на чрезвычайном заседании сокращенного состава Синода 25 апреля 1941 г. Он предполагал восстановление существовавшей до 1913 г. структуры экзархата – воссоздание шести епархий: Маронийской (с включением двух городов – Софлу и Фере, оккупированных немцами), Струмичско-Сереской, Скопле-Велешской (с включением части итальянской зоны Македонии), Охридско-Битольской (с включением другой части итальянской зоны Македонии), Солунской (Салоникской) и Одринской (Эдирненской, Андрианопольской). Это была своего рода программа-максимум, направленная на распространение юрисдикции Болгарской Церкви на всё болгарское население Балкан, в том числе на территориях, оккупированных итальянскими, немецкими войсками и даже в Турции. При этом предписывалось всем болгарским священнослужителям, когда-то эмигрировавшим из Югославии и Греции, вернуться в свои епархии, а на остальные приходы предполагалось назначить новых священников[673].
Первоначальный проект был представлен на отзыв премьер-министру и в Министерство иностранных и религиозных дел и после критической оценки переработан Синодом. В результате в соответствии с его решением от 2930 апреля летом 1941 г. в Эгейской Фракии и Македонии были созданы четыре епархии: Маронийская (временное управление которой поручили митрополиту Пловдивскому Кириллу), Струмичско-Драмская (под управлением митрополита Неврокопского Бориса), Скопле-Велешская (под управлением митрополита Велико-Тырновского Софрония) и Охридско-Битольская (под управлением митрополита Ловечского Филарета). Управление Пиротским, Босилеградским и Царибродским округами, в соответствии с существовавшим до 1913 г. положением, было передано митрополиту Софийскому Стефану. Еще один небольшой район Югославии – 9 сел к западу от реки Тимок – был присоединен к Видинской епархии (митроподит Неофит организовал там 3 прихода).