РКМ сыграло заметную роль и в разрешении проведения единственного за годы войны Архиерейского совещания РПЦЗ в Вене 21–26 октября 1943 г. Совещание выслушало несколько докладов о церковной ситуации в различных странах и приняло три основных, вскоре опубликованных в церковных изданиях, документа: «Резолюция по вопросу об избрании Патриарха Всероссийского в Москве» о неканоничности этих выборов и невозможности их признания, «Воззвание ко всем верующим Православной Русской Церкви на Родине и в рассеянии сущим» о необходимости борьбы с коммунизмом и «Резолюцию по вопросу о том, чем Церковь может содействовать борьбе с большевистским безбожием»[1346]. Принятие именно этих двух документов соответствовало планам германских ведомств, которые пытались косвенным образом воздействовать на участников совещания.
Изменение военного положения самым непосредственным образом сказалось на судьбе Архиерейского Синода РПЦЗ. С первого дня Пасхи 1944 г. (совершавшаяся в русской Свято-Троицкой церкви пасхальная утреня передавалась по радио) начались регулярные воздушные налеты на Белград англоамериканских бомбардировщиков, которые причиняли большие жертвы и разрушения. Русское духовенство ежедневно обходило с чудотворной Курской Коренной иконой Божией Матери «Знамение» дома прихожан, совершая молебствия. Митрополит Анастасий также навещал раненых, хоронил убитых, стараясь после каждого налета разузнать, не пострадал ли кто-либо из его паствы. Неоднократно налеты происходили во время богослужений в Свято-Троицкой церкви, однако они продолжались своим чередом, и лишь немногие богомольцы уходили в бомбоубежище. Владыка Анастасий никогда не оставлял храм в это время[1347].
8 сентября 1944 г., за несколько недель до вступления советских войск в Белград, Архиерейский Синод со своими служащими эвакуировался в Вену. Вопрос о переселении Синода в Германию поднимался еще на Венской конференции в октябре 1943 г., и митрополит Серафим (Ляде) подал об этом заявление в германские ведомства. Но его поддержало тогда только РКМ, все остальные заняли отрицательную позицию. 24 апреля 1944 г. уже Бенцлер прислал в МИД телеграмму с предложением об эвакуации Синода по желанию последнего в Карлсбад, указав, что его позицию в этом вопросе разделяет не только РКМ, но и белградское СД. Однако ведомство шефа полиции безопасности и СД 25 апреля сообщило своим офицерам в Белграде, что вопрос об эвакуации вообще не может ставиться. В качестве обоснования приводился довод, «что при переселении Белградского Синода в Карлсбад этот город, принимая во внимание большое число восточных рабочих в рейхе, рано или поздно станет местом паломничества православных верующих». МИД считал точно так же, еще 12 сентября 1944 г. он указывал своему уполномоченному в Белграде оставить митрополита Анастасия и его сотрудников на месте так долго, как позволит военное положение на Балканах. Эта позиция, помимо ссылок на интересы германской внешней политики, объяснялась необходимостью препятствовать тесным контактам митрополитов Серафима (Ляде) и Анастасия[1348].
В сентябре угроза Белграду со стороны советской армии стала очевидной, и Синод смог, наконец, при поддержке РКМ, посылавшего обеспокоенные телеграммы в различные ведомства, переехать в Вену. По свидетельству настоятеля белградского храма Пресвятой Троицы протоиерея Иоанна Сокаля, примерно за три недели до прихода советских войск митрополит Анастасий собрал русское духовенство и убеждал священников уехать вместе с ним в Германию, но большинство священнослужителей осталось в Югославии. Всего же из страны тогда уехало на Запад около 4 тыс. русских эмигрантов. В информационной записке немецкого МИД от 19 сентября говорится, что митрополит Анастасий в сопровождении 14 персон (в том числе архимандрита Аверкия Таушева) прибыл в Германию, и его нельзя размещать совместно с епископами, эвакуированными из восточных областей. Согласно заметке Колрепа от 22 сентября, пригороды Берлины в качестве места размещения отвергались из-за близости к резиденции митрополита Серафима. Старая политика изоляции Архиерейского Синода и митрополита Анастасия лично давала себя знать и за семь месяцев до крушения Третьего рейха[1349].
Подводя итоги, следует отметить, что РПЦЗ считалась нацистским руководством идеологически враждебной организацией, потому с 1941 г. стала проводиться политика ее полной изоляции, все контакты с Востоком пресекались, хотя, несмотря на запреты, полулегально они все же существовали – в основном в виде отправки в Россию церковной литературы и утвари. С сентября 1943 г. под влиянием военной и внешнеполитической ситуации германские ведомства начали предпринимать безуспешные попытки использовать для воздействия на балканские Церкви архиереев оккупированных территорий и РПЦЗ, при сохранении в основном прежнего недоверия и политики изоляции последней. Венская конференция была в этом плане единственным крупным исключением. Здесь можно увидеть некоторую аналогию с власовской акцией – допущением перед лицом надвигавшегося поражения создания так называемой Русской освободительной армии (РОА). Но в отношении Русского Православия нацистские ведомства зашли совсем не так далеко, не позволив начать практическое взаимодействие и возможное объединение его различных ветвей. Враждебность и боязнь Русской Церкви оказались гораздо сильнее, чем даже опасения по поводу РОА.
2. Русское благочиние в Болгарии
К началу Второй мировой войны существовавшее в Болгарии с 1920-х гг. благочиние (епископство) Русской Православной Церкви Заграницей прошло сложный путь развития. Возникнув в 1921 г. в результате миграции из России нескольких десятков тысяч участников Белого движения, членов из семей, а также священнослужителей, оно быстро достигло значительных размеров: девять приходов, два монастыря и Богословско-пастырское училище. Русская церковная эмиграция также оказала значительное воздействие на все сферы деятельности Болгарской Церкви. Однако затем в результате давления советского правительства, сокращения численности российских беженцев в стране и определенных внутренних конфликтов сфера влияния русского епископства заметно сократилась: оно лишилось некоторых храмов, одного из монастырей и Богословско-пастырского училища. Ко времени вступления Болгарии во Вторую мировую войну архиепископ Богучарский Серафим (Соболев) управлял Кокалянским мужским монастырем с примерно 10 насельниками и восемью приходами.
Нападение Германии на СССР 22 июня 1941 г. существенно изменило положение русской эмиграции в Болгарии, местная полиция установила над ней жесткий контроль. Все русские и украинские эмигранты были зарегистрированы и поставлены под надзор, им запрещалось участвовать в какой-либо политической деятельности.
Большая часть русских священнослужителей в Болгарии придерживалась патриотических взглядов. Несмотря на свое негативное отношение к большевизму, многие радовались успехам советской армии и молились за ее победу. Молился за спасение России и русского народа и святитель владыка Серафим (Соболев). Как вспоминали его ученики, главным содержанием его молитвы было: «Господи, спаси Россию, спаси русский народ!» Архиепископ Серафим не проявлял никакого расположения к немецким нацистам, о чем говорит, например, запись в его дневнике от 9 ноября 1941 г.: «Ах, Царице Небесная, как скорбит моя душа, скорбит смертельно: раньше надеялся, что отстрадается Россия и увидит спасение и возрождение. Ныне новому рабству подпадает – немецкому». Владыка не давал своего благословения российским эмигрантам поступать в различные военные антикоммунистические формирования[1350].
Дело в том, что в первые месяцы Великой Отечественной войны значительная часть эмигрантов надеялась на скорое возвращение на Родину, причем некоторые считали, что это нужно делать с оружием в руках в качестве союзников немецкой армии. 24 июня несколько эмигрантских обществ обратились с призывом к начальнику 3-го отдела Российского общевоинского союза (РОВС) в Болгарии генерал-лейтенанту Ф.Ф. Абрамову с предложением вступить в контакт с посольством Германии с целью организации русских, желающих сотрудничать с немецкой армией в ликвидации большевизма или работать в германских органах власти на территории СССР[1351]. Вскоре было получено соответствующее разрешение болгарских властей, и впоследствии РОВС многократно обращался с призывами в подобном духе, но число записавшихся оказалось ничтожно.
Более успешно прошел набор добровольцев в созданный эмигрантами на территории Югославии так называемый Русский охранный корпус, который сражался против югославских партизан-коммунистов и не был допущен немцами на территорию СССР. Набор в корпус в Болгарии начался в марте 1942 г. и завершился в январе 1943 г., всего записалось около 2 тыс. человек. Члены корпуса были транспортированы в Югославию[1352]. Следует упомянуть, что вскоре после того, как в Болгарии было объявлено о начале формирования корпуса, протопресвитер Георгий Шавельский посетил Ф.Ф. Абрамова, руководившего набором новобранцев, и попытался разуверить его в необходимости создания такового воинского подразделения. Открыв калитку канцелярии корпуса, о. Георгий был поражен увиденным: «.огромный двор был переполнен народом, съехавшимся со всех концов Болгарии бывшими офицерами и солдатами для записи в Русский корпус. Не одна сотня людей разных возрастов толпились там». Отец Георгий Шавельский пытался переубедить генерала в необходимости поддержки немцев, но безрезультатно[1353].
В то же время значительная часть русских эмигрантов была настроена просоветски, десятки их активно участвовали в движении Сопротивления болгарских коммунистов или сотрудничали с советской и английской разведками. Показательна в этом плане судьба бывшего белогвардейского полковника Е.И. Носкова. Он не только сам активно участвовал в антифашистской борьбе, но и привлек к ней нескольких болгарских граждан, вместе с другими подпольщиками был арестован весной 1944 г., приговорен к 29 годам заключения и освобожден из тюрьмы в ходе восстания 9 сентября 1944 г.[1354] По некоторым сведениям, советские разведчики были даже в окружении архиепископа Серафима (Соболева). Большинство же эмигрантов из России, как и раньше, оставалось вне политической борьбы, сопереживая трагедии своего народа на оккупированной немцами территории СССР[1355].
Русское духовенство тоже страстно хотело возвращения на Родину, причем и в его среде первоначально имелись, хотя и не слишком распространенные, прогерманские настроения. Так, 8 октября 1941 г. уполномоченный Центрального казачьего союза в Болгарии, служивший в соборном храме г. Велико-Тырново священник Феодор Власенков обратился к русским священнослужителям с призывом подавать заявления о желании пастырского служения в России. В его сильно политизированном послании говорилось: «Настал тот долгожданный и счастливый день, в который Господу Богу угодно было освободить наших страждущих братьев из-под ненавистного безбожнического коммунистического ига. Если Господь Бог нас сохранил… то Промыслом Божиим мы теперь снова предназначаемся для нашего дальнейшего пастырского служения нашим исстрадавшимся братьям в освобожденных краях… Итак, с Богом вперед!»[1356]. В соответствии с просьбами о. Ф. Власенкова в некоторых болгарских епархиях были составлены списки служивших там русских священников. Впрочем, из затеи о. Феодора ничего не вышло.
Архиепископ Серафим также горячо желал участвовать в возрождении Русской Церкви на Родине, хотя и без всякого политического подтекста, и с первых месяцев войны начал предпринимать различные действия для скорейшего возвращения вместе с подведомственным ему духовенством в Россию. 15 октября 1941 г. он писал председателю Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей митрополиту Анастасию (Грибановскому): «Какие у Вас планы: когда Вы и как перенесете деятельность [в Россию]? [Когда] придется ехать в Россию, и в какой город, если освободится Москва? Соберете ли Вы нас в последний раз и где? Я здесь начинаю налаживать отправку русских священников в Россию через германское командование. Остро стоит вопрос с антиминсами»[1357].
В ответе владыки Анастасия от 23 октября 1941 г. говорилось, что он уже давно ведет сношения с германскими властями о переносе работы в Россию, одновременно регистрирует желающих ехать священнослужителей и просит предоставить список зарегистрированного в Болгарии русского духовенства. Первоиерарх также просил приехать в Белград на заседание Синода и спрашивал о возможности получить через Болгарский Синод Требник, Священное Писание и антиминсные платы, так как хорватские усташи закрыли церковную типографию в Сремских Карловцах[1358].
Получив одобрение его инициативы от Первоиерарха РПЦЗ, архиепископ Серафим 28 октября 1941 г. обратился к наместнику-председателю Болгарского Синода митрополиту Неофиту с обширной докладной запиской, в которой просил оказать разнообразную помощь в организации церковной жизни в России: «Вам благоугодно было, как главе братской нам Православной Болгарской Церкви дать свое благословение мне на организацию дела отъезда русских священников, находящихся на церковной болгарской службе, в Россию. Покорно прошу Вас и всех членов Священного Синода оформить это дело и прислать мне, по возможности в непродолжительном времени, письменное благословение от лица Священного Синода… Ваше Высокопреосвященство обрадовали меня обещанием выдать возможное количество святого мира, церковных облачений, богослужебных книг и антиминсов для отъезжающего духовенства. Я надеюсь также и на возможную материальную помощь… Я верю, что все, что Святая Болгарская Церковь в эту историческую минуту сделает в своей братской любви и в довершение всего того, что уже сделано в эти годы нашего изгнания, Русская Церковь сторицею и с великой любовью и благодарностью возместит»[1359]. Следует отметить, что владыка Серафим в своих обращениях и письмах нигде не писал, подобно о. Феодору Власенкову, о «доблестных германских войсках» и т. п.
Митрополит Неофит очень сочувственно отнесся к обращению владыки Серафима и сразу же после его получения написал положительную резолюцию. 4 ноября 1941 г. сокращенный состав Болгарского Синода решил, что при отъезде в Россию архиепископ может взять с собой всех русских священников, служащих по ведомству Болгарской Церкви, в том числе принявших болгарское подданство. В тот же день Синод известил об этом архиепископа Серафима и разослал окружное послание епархиальным архиереям с указанием представить сведения обо всем русском духовенстве и освободить от службы священников, желающих уехать в Россию[1360].
8 ноября владыка Серафим написал митрополиту Анастасию о беседе в конце октября с митрополитом Неофитом и сообщил о своем запросе в германское посольство относительно получения из Берлина разрешения русскому духовенству выезда в Россию, на который еще не было ответа. Богучарский архиепископ также выслал Архиерейскому Синоду 8 тыс. левов из епархиальных сумм и указал, что о Требнике, возможности напечатать в Болгарии антиминсы и Священное Писание сообщит позднее. Архиерейский Синод с большим удовлетворением принял к сведению эту информацию, правда, приехать на его заседание в Белград, несмотря на личную просьбу митрополита Анастасия, архиепископ Серафим из-за противодействия болгарских властей не смог, о чем он с прискорбием уведомил Первоиерарха[1361].
Казалось бы, русское духовенство должно было вскоре вернуться из Болгарии на Родину. В ходе переговоров со служащими германского посольства в Софии в конце октября – начале ноября 1941 г. владыку Серафима на словах заверили, что немецкие власти «охотно пойдут навстречу» и архиепископ может на первое время остановиться в Одессе. Правда, на просьбу представителей РПЦЗ в Берлине о получении денежного займа на организацию религиозной жизни русского народа последовал отказ. Им было обещано проведение международной подписки по сбору соответствующей помощи через Красный Крест и организацию «Про Део», но и это не состоялось. По вопросу разрешения выезда русского духовенства из Болгарии архиепископ Серафим обратился и к болгарскому правительству, которое сообщило о необходимости выяснить мнение Священного Синода, но дало согласие отправить в Россию миссию Болгарского Красного Креста и посоветовало архиепископу установить связь с Красным Крестом. Волна энтузиазма охватила русское духовенство. В частности, протопресвитер Георгий Шавельский в те дни сказал Софийскому митрополиту Стефану о своем желании в ближайшее время вернуться в Россию и заверил владыку, что все русские священники думают так же[1362].
К середине ноября архиепископ Серафим установил письменную связь с православным духовенством на Украине, в частности, епископ Сумский Митрофан сообщил ему из Херсона о тяжелой церковной ситуации там (острой нехватке духовенства, храмов, церковной утвари) и попросил о помощи. По утверждению митрополита Стефана на заседании Болгарского Синода 14 ноября 1941 г., в Софии (видимо, болгарское правительство) решили направить протоиерея Николая Владимирского помощником коменданта Киева, а архиепископ Серафим (Соболев) сообщил Софийскому митрополиту, что он готов выехать в Россию «в любую минуту». Согласно информации владыки Стефана, эмигрантское русское духовенство хотело сделать Киев центром духовной жизни, именно там организовать церковную власть, и поэтому обратилось к Болгарскому Синоду с просьбой помочь отцам Николаю Владимирскому и Георгию Шавельскому до Нового года выехать в Киев.