К середине 1949 г., по сведениям югославского Министерства внутренних дел, из 13 057 проживавших к тому времени в стране русских эмигрантов 5 874 имели советское гражданство, 6 887 – югославское, и 296 были без подданства[797]. Одних русских стали считать «белогвардейцами», других – «сталинистами». Со второй половины декабря 1949 г. югославские власти перешли к массовому принудительному выселению советских граждан из страны[798]. Ходили слухи, что правительство Тито готовит специальные концлагеря для русских или планирует всех их выслать в Восточную Пруссию[799].
Репрессии русских эмигрантов в значительной степени коснулись и духовенства. Так, например, настоятель храма Пресв. Троицы в Белграде протоиерей Владислав Неклюдов в июне 1949 г. писал Л.Н. Парийскому: «Вообще же здесь для русских вообще, а для сов. граждан в особенности становится все тяжелее. В связи с резолюцией Коминформбюро местные власти стали подозрительно смотреть на всех сов. граждан, подозревая их в неблагонадежности и даже в шпионстве. Многих лишили службы, многих – пенсии, и очень много арестованных совершенно невинных людей. 11 мая в Сараеве арестован русский протоиерей, настоятель находящейся в ведении о. Иоанна Сокаля, как благочинного, русской церкви. Ему, кажется, пришла виза на въезд в СССР, и он, получив из посольства в Белграде вызов, пошел доставать разрешение. Теперь мы, как “иностранцы”, не можем передвигаться без специальных в каждом случае разрешений. Когда он, заполняя бланк, написал, что едет по вызову посольства СССР, это вызвало неудовольствие. Вечером к нему пришли, произвели тщательный обыск, взяли пишущую машинку, радиоприемник, фотоаппарат и. всю наличность церковной кассы, а также, конечно, и его самого и посадили в узилище, где он безвестно пребывает и по сей день. Имя его – о. Алексий Крыжко. Он писал мне, что больше всего боится, что в последнюю минуту, когда придет так жадно ожидаемая им виза, его засадят, и поездка сорвется. По-видимому, так и случилось»[800].
Вместе с о. Алексием Федоровичем Крыжко были арестованы девять его прихожан: регент церковного хора К.П. Комад, прислужник в храме П. Соколов, председатель русской колонии Сараево в годы войны и отец свечницы B. Огнев, инженер А. Поляков, врач В. Кострюков, служащий Советского информационного бюро И. Жеребков, студенты-юристы В. Геслер и Г. Ольшевский, а также серб А. Боремович[801].
В августе 1949 г. по обвинению в намерении просить посольство СССР ходатайствовать перед югославскими властями за невинно арестованных в Сараево (о. А. Крыжко и его прихожан) был схвачен протоиерей Владислав Григорьевич Неклюдов. По свидетельству о. Иоанна Сокаля, высказанному в письме митрополиту Крутицкому и Коломенскому Николаю (Ярушевичу), «эта просьба квалифицируется как шпионаж, и за это подвергаются оба большой опасности»[802].
В начале декабря 1949 г. в Сараево состоялся громкий показательный судебный процесс над «бывшими белогвардейцами – советскими гражданами, завербованными советской разведкой». На нем 11 человек, в том числе два священника, без всяких оснований обвинялись как агенты немецкого гестапо, контрреволюционеры, враги социализма и в то же время члены советской «шпионско-диверсионной группы». В югославских газетах не было сказано, что о. Владислав является священнослужителем, а о. Алексия назвали «бывшим священником в штабе царской и Деникинской Белой армии»[803].
В результате югославский народный суд приговорил о. Алексия по обвинению в шпионской деятельности к 11,5 годам заключения, а его прихожан – к срокам от 3 до 20 лет. Сидевший вместе с пастырем в тюрьме священник Владимир Родзянко 1 января 1952 г. написал Святейшему Патриарху Алексию, что о. А. Крыжко просил передать Первосвятителю и в его лице всей Русской Церкви: «Скажите там, что все клевета, и никогда я никаким шпионом не был, а только лишь хотел быть верным своей Церкви, пастве и Родине»[804]. Русская церковь в Сараево была закрыта вскоре после судебного процесса, а ее имущество передано сербским церковным властям, оказался уничтожен и русский участок на военном кладбище города[805].
Только после восстановления дипломатических отношений СССР и Югославии в январе 1956 г. прошедший через пять тюрем и два лагеря, в том числе каторжные работы в каменоломнях на Голом острове в Адриатическом море, протоиерей А. Крыжко, после официального запроса советского посольства, инициированного его сыном, был освобожден. 12 января он вместе с группой других бывших заключенных выехал через Венгрию в Советский Союз. Отец Алексий поселился в Ленинграде, с 9 июля 1956 г. он служил приписным священником в кладбищенской Серафимовской церкви, с 3 октября 1958 г. – в Князь-Владимирском соборе, в 1962 г. был награжден Патриаршей грамотой, 1 января 1964 г. ушел на покой и скончался в северной столице 26 июля 1974 г.[806]
Протоиерей В. Неклюдов не дождался обвинительного приговора и, по утверждению югославских властей, в одиночной тюремной камере «лишил себя жизни»[807]. Об этой смерти о. Иоанн Сокаль так сообщил 9 декабря 1949 г. в письме митрополиту Николаю (Ярушевичу): «В ночь с 29 на 30 ноября погиб о. Владислав. Это случилось накануне суда над ним в Сараево, куда его и переслали из белградской тюрьмы, погиб исключительно благодаря своей честности и доверчивости. Понятно, что такого человека они и не допустили до суда. Он был храбрый, мужественный и бесстрашный; беззаветно любил Родину и преданным ей остался до конца. Его совесть была чиста, и потому он не боялся смерти»[808].
Немного позднее, 28 января 1950 г. о. Иоанн в беседе с работниками Совета по делам Русской Православной Церкви сообщил новые подробности этой трагической истории: «Протоиерея Владислава Неклюдова повесили в тюрьме. Перед смертью его спровоцировали. По словам адвоката, выезжавшего на место казни Владислава Неклюдова, его накануне суда привезли в Белградскую тюрьму, поместили в отдельную, хорошо оборудованную камеру и заявили, что он будет освобожден. Под этим предлогом у него взяли заявление, что он ничего не имеет против органов УДБ, предложили написать письмо жене до выполнения формальностей с освобождением, а потом взяли и повесили»[809].
Высокого мнения об о. Владиславе был и священник Владимир Родзянко, сам приговоренный в 1949 г. к 8 годам исправительных работ за «превышение дозволенной религиозной пропаганды» (ему также «припомнили» и отказ вступать в прокоммунистический сербский Союз священников, против которого о. Владимир повел борьбу)[810]. После двух лет заключения в тюрьме и лагере, где он попадал в ледяной карцер, о. Владимир в 1951 г., благодаря вмешательству Архиепископа Кентерберийского, был освобожден и вместе с семьей выехал из Югославии во Францию, а затем – Великобританию (позднее после принятия монашеского пострига с именем Василий он служил епископом в Американской Православной Церкви)[811].
1 января 1952 г. о. Владимир Родзянко так писал о гибели о. В. Неклюдова Святейшему Патриарху Алексию: «Известны мне обстоятельства последних минут протоиерея о. Владислава Неклюдова. Он был поставлен в такое положение, что самое его появление на суде должно было бросить тень на Мать-Церковь Русскую и дать повод для вражды к ней Церкви Сербской. Он предпочел “положить жизнь за други своя” и без колебаний это сделал. “Самоубийством” было названо то, что Церковь венчает венцом мученическим, потому что это не был акт отчаяния или безверия, но наоборот – сознательная жертва за Церковь, веру и истину. Самых последних минут о. Владислава никто из его тюремных товарищей лично вообще не видел»[812].
Эти преступления югославских властей возмутили Сербского Патриарха Гавриила. В состоявшейся 28 декабря 1949 г. беседе с первым секретарем советского посольства в Югославии А.М. Зубовым Первосвятитель «по своей инициативе коснулся сараевского антисоветского процесса, назвав его “кощунством над Православной Церковью”. В газетах писали, сказал он, что священник Неклюдов повесился. Этого не только нельзя допустить, но даже об этом грешно подумать. Неклюдов был очень стойкий и честный человек. Крыжко тоже хороший человек. Он любил народ, и народ его тоже любил. Поэтому его и осудили на долгие годы»[813].
Следует упомянуть также, что в 1949 г. был арестован по обвинению в так называемом «недоносительстве» и приговорен к тюремному заключению еще один прихожанин о. Алексия Крыжко, ректор юридического факультета (Белградского университета) в Сараево, известный историк славянского и византийского права, археолог, знаток богомильства Александр Васильевич Соловьев. Ученый с мировым именем оказался посажен в белградскую тюрьму и после двухлетнего заключения в 1951 г., на седьмом десятке лет, вынужден отправиться в новую эмиграцию – в Швейцарию, где с 1952 по 1961 гг. был профессором славистики Женевского университета[814].
В условиях жестоких репрессий русские священнослужители продолжали покидать страну. Вместе со многими другими эмигрантами в 1949 г. был изгнан из Югославии и настоятель русского храма св. Архангела Михаила в г. Великом Бечкереке священник Александр Терентьевич Мирошниченко. В дальнейшем службы для русской общины здесь до начала 1970-х гг. совершали сербские священники Милош Попович и Нинчич[815].
В этом же году уехали в США игумен Лука (Родионов) и бывший наместник мужского иноческого братства Святого Креста в Земуне игумен Феофан (Шишманов). На свободную территорию г. Триеста (вскоре отшедшего к Италии) в конце 1949 – начале 1950 гг. выехали протоиерей Василий Колюбаев, бывший преподаватель духовной семинарии о. Пантелеимон Капланов и священник Алексий Шевченко[816]. К этому времени оказалось фактически разгромлено и прекратило свое существование русское благочиние в Бачской епархии.
В марте 1950 г. был арестован за отказ от «пропаганды против СССР» и в мае того же года выслан в Албанию священник Григорий Александрович Крыжановский, в марте 1950 г. был выслан в Албанию и принявший советское гражданство в 1946 г. священник Димитрий Северьянович Томачинский. 19 марта 1950 г. югославские власти выслали в Венгрию священника Михаила Дмитриевича Толмачева. В начале 1950-х гг. уехал из Югославии служивший в белградской Свято-Троицкой церкви протодиакон Александр Федорович Качинский, в марте 1950 г. был выслан в Болгарию принявший в 1946 г. гражданство СССР преподаватель Призренской духовной семинарии игумен Иоанн (Кухтин), будущий Предстоятель Чехословацкой Православной Церкви в сане митрополита, в том же году уехал в Венесуэлу протоиерей Флор Жолткевич и т. д.
В конце концов, после долгих мучений смог выехать в Советский Союз протоиерей Иоанн Сокаль. В упоминавшемся письме митрополиту Николаю (Ярушевичу) от 9 декабря 1949 г. он в отчаянии взывал к владыке о помощи: «После Владислава хотят погубить и меня; на днях вызывали дочь и сообщили, что нашу семью считают врагами югославского народа; это за все то доброе, которое мы оказали им, посвятивши лучшие годы нашей жизни, причем еще добавили, что нам здесь места нет. А когда мы сказали, что ждем визы, то на это представитель Мин. внутр. дел – подполковник – заявил: “ее вы подождете в другом месте”. Положение очень тревожное, и посему сердечно прошу принять все возможные меры к ускорению визы»[817].
В результате виза все же была получена, и 25 января 1950 г. о. Иоанн вместе с семьей (женой Марией Софроновной и двумя детьми – дочерью Ниной и сыном Анатолием) приехал в СССР. Уже в феврале 1950 г. его назначили ректором Саратовской духовной семинарии, 9 февраля 1951 г. удостоили степени магистра богословия. В 1953–1956 о. Иоанн служил ректором Минской духовной семинарии, в 1956–1957 гг. – ректором Одесской духовной семинарии, а 10 мая 1959 г., после принятия монашеского пострига с именем Иннокений был хиротонисан во епископа Смоленского и Дорогобужского[818].
В состоявшейся вскоре после возвращения 28 января 1950 г. беседе о. Иоанна Сокаля в Совете по делам Русской Православной Церкви протоиерей так описал трагическое положение русских общин в Югославии (в изложении работника Совета В.С. Карповича): «В отношении Русской Церкви титовцы добиваются ликвидации Патриарших приходов в Югославии, как очагов русского влияния. Духовенство Московской Патриархии арестовывается и уничтожается. Осужден на 11 лет священник Алексей Крыжко, на 8 лет заключения священник Родзянко Владимир. Протоиерея Владислава Неклюдова повесили в тюрьме. После смерти Владислава осталась жена с ребенком, которым Сокаль помог материально. один пьяница и бродяга из числа русских попов был вынужден явившимися к нему агентами Тито к подаче заявления на Сокаля. Об этом пьяница-поп, раскаиваясь в своем поступке, сам рассказал протоиерею Сокалю. Дочь Сокаля вызывал представитель УДБ и заявил прямо, что “ваша семья является неприятелями нашего посольства”. Ей грозили, что скоро их семья очутится в тюрьме. В Югославии имеется 6000 советских граждан. Каждый из них ожидает ежеминутно высылки за границу, как бы давно он ни жил в Югославии. Людей хватают и везут к границе, не давая взять с собой необходимые вещи. Титовцы к весне собираются совсем разделаться с советскими гражданами. Протоиерей Сокаль говорит, что он оставил [вместо себя] о. Виталия – советского гражданина. в помощь ему был вызван Александр Тугаринов, которого Сокаль характеризует как умного, высоко богословски образованного человека. Однако на пути в Белград Тугаринов был арестован»[819].
После гибели о. Владислава Неклюдова и отъезда о. Иоанна Сокаля настоятелем Свято-Троицкой церкви, на основании телеграммы Московской Патриархии от 22 января 1950 г., длительное время служил протоиерей Виталий Васильевич Тарасьев (1901–1974). Он был потомственным священником, участником Белого движения (служил в Конной гвардии и имел четыре ранения), закончил духовную семинарию в г. Призрене (1926) и богословский факультет Белградского университета, с 1926 г. служил псаломщиком Свято-Троицкого храма в Белграде, 7 июня 1931 г. был рукоположен во иерея к этой церкви и 3 апреля 1940 г. возведен в сан протоиерея. Отец Виталий также работал законоучителем русских школ в Белграде. Следует упомянуть, что он был и духовником преподобного архимандрита Иустина (Поповича), который проводил в Свято-Троицком храме много времени и совершал свой монашеский подвиг.