Вскоре после решения Священного Синода Московского Патриархата о ликвидации своего благочиния в Югославии, 9 сентября 1955 г., при Банатском епископе было создано Временное попечительство бывшего Панчевского русского церковного прихода из четырех человек: председатель – Владимир Флегинский, заместитель председателя – Иван Лягин, секретарь-казначей – Григорий Бондаренко, староста – Прокофий Самокин. С этого времени местная церковная канцелярия назначала сербских священников для служения в русской церкви[837].
Последним документом, утвержденным Временным попечительством русского церковного прихода, оказался решением о прекращении существования общины и закрытии церкви. На заседании, состоявшемся 22 июня 1967 г., председатель Борис Балашов, в присутствии членов Акима Критского, Марии Беловицкой, Зинаиды Поменко и старосты, серба доктора Уроша Паулева, объявил, «что он созвал сегодняшнее заседание, на котором для русских эмигрантов в Панчево необходимо принять историческое решение. Необходимо принять решение о дальнейшем существовании Церковной русской общины или о прекращении ее деятельности в качестве религиозной организации. Причины для этого следующие: 1. Число членов Церковной русской общины в Панчево за последние годы резко сократилось. 2. В связи с кончиной в течение последних двух-трех лет председателя, певчего, пономаря и опекуна, намного сложнее, даже невозможно, проводить богослужение. Причиной поставить на повестку дня вопрос о дальнейшем существовании Церковной русской общины в Панчево было обращение Сербской православной общины в Борче [пригород Панчево] с просьбой подарить иконостас и всю утварь, иконы и одеяния, поскольку их церковь сгорела в 1966 г. Такой подарок для Сербской православной общины в Борче будет огромной помощью, а таким поступком оставшиеся члены Церковной русской общины в Панчево совершают благотворительное дело и заодно полностью сохраняют церковные предметы»[838].
С другой стороны, отмечал Б. Балашов, в Борче, «на удобном месте» будет установлена мемориальная доска «как ясное обозначение о существовании русской церкви в Панчево». Этот протокол был подписан и настоятелем борчанской церкви священником Борисом Яковлевским (русским эмигрантом). В дальнейшем решение собрания от 22 июня 1967 г. выполнили. В том же году русская община была ликвидирована, а иконостас ее храма установили в церкви свт. Николая Чудотворца в Борче[839].
Церковь свв. Архангелов Гавриила и Михаила в Земуне (ставшем районом Белграда) просуществовала в качестве русской до 1972 г. Ее настоятелем до кончины в 1959 г. служил протоиерей Виталий Лепоринский, а своды некоторое время потрясал своим на всю Россию известным басом протодиакон Василий Вербицкий. На отпевание о. Виталия Лепоринского в Земун приезжал мужской октет из русской Свято-Троицкой церкви с настоятелем протоиереем Виталием Тарасьевым.
Последними настоятелями церкви свв. Архангелов Гавриила и Михаила были иеромонах Иларион (Скляр), автор нескольких довоенных брошюр на тему разногласий иерархов Зарубежной Русской Церкви, и протоиерей Михаил Котляревский. Смешанным русско-сербским хором при храме до своей кончины в 1966 г. управлял известный хормейстер Алексей Васильевич Гриньков. Последним регентом русского прихода в Земуне была его вдова Ольга Гринькова[840]. С кончиной в 1972 г. протоиерея Михаила Котляревского этот приход формально перестал существовать, и церковь свв. Архангелов Гавриила и Михаила ввиду резкого сокращения количества прихожан, перешла от русской к сербской общине. Метрические книги русского прихода в Земуне сохранились до нынешнего времени[841].
В 1973 г. храм св. Архангела Михаила в Великом Бечкереке («русская богомольня») распоряжением Сербской Патриархии был передан городскому женскому монастырю св. Мелании под предлогом, что русских прихожан здесь почти не осталось. Последний русский церковный совет в Великом Бечкереке в 1970-е гг. составляли Василий Чупурковский, Валентина Павловна Алексеева и Борис Леонидович Павлов, регентом хора была Лидия Николаевна Мирандова. В 1990-е гг. Михайловский храм полностью отреставрировали, его настоялем служил сербский священник Анджелко Стоянов, а затем священник Бранко Попов[842].
Дольше других в качестве русского просуществовал построенный эмигрантами из России храм св. ап. Иоанна Богослова в г. Белая Церковь (Бела Црква). После кончины в мае 1949 г. его настоятеля протоиерея Никона Веселовского новым настоятелем был назначен протоиерей Лев Шепель, прослуживший в Белой Церкви до 1957 г. Его помощником являлся священник Феофан Повольный, в разное время в храме также служили протоиереи Иоанн Федоров, Владимир Корецкий и Виталий Тарасьев. Регентами церковного хора в послевоенное время были Павел Михайлович Поршнев (в 1948–1955 гг.) и Дмитрий Владимирович Болдырев – член «Временного управления Русского храма в Белой Церкви» до середины 1960-х гг. Последним русским старостой храма св. ап. Иоанна Богослова был Георгий Константинович Лукинский (1910–1994). К середине 1990-х гг. умерли почти все русские прихожане, и община церкви стала чисто сербской[843].
Необходимо отметить, что русские регенты сербско-русских церковных хоров в 1940-1970-е гг. сыграли важную роль в поддержании веры среди сербского населения. Не получая денег от обедневшей Православной Церкви, они нередко рисковали лишиться занимаемого поста на государственной службе. Со смертью русского регента в сербском храме, как правило, угасал и хор, состоящий из горсточки пожилых певчих. Церковные регенты в провинции часто являлись и регентами местных любительских светских хоров, созданных ранее или сформировавшихся после Второй мировой войны[844].
Некоторые русские регенты оставили особенно яркий след в послевоенный период. Среди них был Яков Иванович Шпилевой (1890–1978). Первоначально он преподавал пение и являлся регентом в Донском кадетском корпусе в Боснии, а позднее – в нескольких югославских гимназиях. Его ученики Живко Попов и Петр Живкович из Сремской Митровицы вспоминали: «Он преподавал музыку и был регентом в Митровицкой гимназии. До 1941 г. жил в местечке Глина, в Хорватии. Когда хорватские “усташи” стали чинить погромы над православными сербами и когда ими была проведена ужасающая резня сербов, Шпилевому едва удалось избегнуть неминуемого. Стечением обстоятельств он спасся и нашел приют в Сремски Митровице. По профессии был геодезистом, но вместе с супругой Марией Рудольфовной обожал музыку. Жена давала уроки игры на рояле и балета, а Яков Иванович получил место преподавателя пения в гимназии. В очень короткий срок из митровицких гимназистов им был создан лучший смешанный хор в Воеводине. Одновременно, в первые послевоенные годы он с супругой давал много концертов с участием его гимназистов. Эти концерты были едва ли не единственными музыкальными событиями в городе… Уже в летах, всегда держался прямо, жил для песни и музыки, годами управляя хором учеников, составляя репертуар по сентиментальным воспоминаниям о блестящих прежних русских хорах и на широко разливающиеся мелодии с Волги и Дона. Уделял внимание и сербским сочинениям для хора, превращая каждый концерт в подлинный эстетический праздник. После него такого энтузиаста у гимназии не было… Жил он нашим хором.
Спевки регулярно совершались после обеда, на которых регент проходил все стадии блаженства и мучений. Под его энергичной рукой песня превращалась в волшебство, и если при открытых окнах классной оказывались прохожие, они останавливались, как околдованные. Профессор Шпилевой говорил с сильным русским акцентом, его язык напоминал “славяносербский”. Мы, ученики, любили слушать его речь, когда он был возбужденным и сердитым. На его уроках всегда что-то происходило. Был он великолепным педагогом, с железными нервами»[845]. Скончался Я.И. Шпилевой в Сремской Митровице в 1978 г.
Один из самых известных в Югославии русских хормейстеров и духовных композиторов Алексей Васильевич Гриньков после начала Второй мировой войны и захвата Земуна прогерманским Независимым государством Хорватия продолжил жить в этом городе. Его спасло то, что Гриньков до и во время войны руководил хорватским певческим обществом «Томислав». На протяжении всех лет оккупации и в первые годы после освобождения Земуна Гриньков был директором городского музыкального училища. В этом училище Алексей Васильевич преподавал теорию музыки, сольфеджио и управлял хором учеников, наряду с другими русскими преподавателями: Георгием Юреневым, Елизаветой Родзянко-Ветер (дочь последнего председателя Государственной думы), Антониной Хростицкой, Иваном Кукуенко и Александром Слатиным.
В 1941 г. из русского монастыря Туман на Дунае в Земун бежали от постоянных нападений игумен Лука (Родионов) и около 10 монахов. Вместе с ними бежали из монастыря Нимник около 40 монахинь, во главе с игуменией Параскевой. После окончания войны игумен Лука объединил оба монастыря под общим названием «Братство Честного Креста» и попросил А.В. Гринькова создать хор монахинь. Алексей Васильевич в короткий срок создал замечательный женский хор, исполнявший самые сложные русские церковные песнопения в его аранжировке. Благодаря высоким сопрано монахинь Амвросии, Февронии и Анисии и великолепным контральто монахинь Домнины и Евгении А.В. Гринькову удавалось получать звучание весьма широкого диапазона. Хор просуществовал до 1950 г., когда игумена Луку выслали из страны, а монахини переехали в старинную обитель Манасия.
Ухудшение отношений между СССР и Югославией в 1948 г., как и руководство Гриньковым музыкальным училищем во время оккупации, привели к тому, что в ноябре 1948 г. он был уволен с поста директора и лишен места преподавателя училища. Однако музыкальная деятельность Алексея Васильевича продолжилась и в социалистической Югославии. С осени 1948 г. он состоял регентом любительских хоров ряда культурно-художественных обществ в Земуне. Преданный делу Церкви, Алексей Васильевич Гриньков до своей кончины в 1966 г. управлял и смешанным русско-сербским хором при храме св. Архангела Гавриила. Последним регентом русского церковного прихода в Земуне (до 1972 г.) была вдова Гринькова Ольга Гринькова[846].
Известный регент и церковный педагог Степан Георгиевич Гущин, преподававший в военные годы пение в Белградской Духовной семинарии св. Саввы, осенью 1944 г. был арестован новыми югославскими органами власти, отправлен в лагерь в Вршац, где передан советской армии. Его супруга художница Вера Пузанова пыталась передать ему еду через окно камеры, но была схвачена и расстреляна. После допроса, проведенного прибывшими в лагерь органами НКВД, С.Г. Гущин был освобожден. Он возвратился в Белград и продолжил свое служение, в частности, в 1945–1947 гг. состоял регентом нескольких хоров культурно-артистических обществ – «Рабочий», «Доктор Сима Милошевич», медицинского факультета, «Водопровод», «Пролетарий». Декретом Министерства просвещения в октябре 1947 г. С.Г. Гущин был направлен в Ниш преподавателем пения в низшее музыкальное училище, а в 1949 г. назначен преподавателем и директором средней музыкальной школы. Помимо работы в школе он руководил хоровыми коллективами «Абрашевич», «Станко Паунович», «Светозар Маркович», хором Радио и хором при Национальном оперном театре. Степан Георгиевич избирался председателем Нишских филиалов Союза музыкальных педагогов Сербии и Союза музыкальных деятелей Сербии. Особенно много сил он прилагал при проведении ежегодного фестиваля Югославские певческие празднества в Нише. После выхода на пенсию, в 1959 г., С.Г. Гущин был приглашен в Лесковац для устройства музыкальной жизни этого города, а в 1961 г. Степан Георгиевич стал преподавателем русского языка и литературы в пединститутах Ниша и Вранье. В 1968 г. С.Г. Гущину было присвоено звание почетного члена Союза музыкальных деятелей Сербии. До последних дней своей жизни он был регентом хора соборного православного храма в Нише[847].
Особенно много русских регентов в послевоенный период трудилось в храмах Нови Сада. В частности, церковным хором русского прихода свт. Василия Великого управляли Екатерина Федоровна Мазараки (1888–1965) и Григорий Моисеевич Пальчик (1899–1979). Регентами же в сербских храмах состояли: Петр Моисевич Таран (1892-?) – в хоре при храме Успения Пресвятой Богородицы, Б.П. Арсеньев, Б.М. Моисеев и Н.Ф. Букин, о которых следует сказать особо.
Борис Петрович Арсеньев (1908–1972) в 1920 г. вместе с Донским кадетским корпусом был эвакуирован на греческий остров Лемнос, затем в Египет, а летом 1922 г. переправлен в Королевство сербов, хорватов и словенцев. Он окончил учебу в корпусе в 1930 г. и осенью записался на агрономический факультет Белградского университета. Во время учебы Б.П. Арсеньев подрабатывал игрой в русских эстрадных оркестрах, одновременно изучал композицию и хоровое дирижирование при музыкальном училище, состоял певчим и регентом церковных хоров в Земуне и Белграде, занимался сочинением и аранжировками духовных песнопений.
Война застала его в г. Великая Кикинда служащим на конопляном заводе, в 1949 г. Б.П. Арсеньев с семьей переехал в Нови Сад, где продолжил служение Церкви. Рискуя потерять место государственного служащего, он пел и управлял хорами поочередно в трех православных сербских храмах, а в последние годы жизни регулярно ездил из Нового Сада в Белград петь в единственный в стране действующий русский храм – церковь Пресв. Троицы. Ноты его музыкальных сочинений были переданы в Институт музыкознания при Сербской Академии наук и искусств в Белграде, а также отправлены в Великобританию; в 1970-е гг. некоторые песнопения исполнялись в одном из русских храмов Лондона. Скончался Б.П. Арсеньев в 1972 г. в Нови Саде[848].
Борис Михайлович Моисеев (1896–1974) в Югославии работал железнодорожным чиновником в г. Суботице, а после Второй мировой войны – в Новом Саде. Помимо увлечения живописью и игрой на балалайке, в 1950е – 1960-е гг. он был регентом русско-сербского смешанного хора при Успенском храме в Нови Саде. В конце войны Борис Михайлович с супругой Антониной Феликсовной пережил тяжелый удар судьбы: их единственный сын Юрий, юноша, увлекавшийся скаутизмом, был арестован органами НКВД и пропал без вести. Б.М. Моисеев сочинял духовные песнопения, которые исполнялись возглавляемым им церковным хором. Скончался он в 1974 г. в Нови Саде.
Николай Федорович Букин (1903–1994) еще несовершеннолетним юношей в составе Белой армии принимал участие в боях в Северной Таврии. Осенью 1920 г. он поступил в Донской кадетский корпус и навсегда покинул родину. В студенческие годы в Белграде Николай Федорович подрабатывал чернорабочим; участвовал в общественной жизни казачьего зарубежья, избирался атаманом Общеказачьей студенческой станицы. Оценив его незаурядные певческие данные, бесплатные уроки вокала ему давала чета Бельских – Агриппина Константиновна и Владимир Иванович, председатель Русского музыкального общества в Белграде. Н.Ф. Букин был солистом русского хора Вознесенского храма в Белграде при регенте А.В. Гринькове.
Окончив Белградский университет с дипломом лесного инженера, Николай Федорович состоял на государственной службе и работал во многих районах страны, преимущественно в Боснии. Военные годы он с супругой прожил в банатской деревне Кларии (вблизи границы с Румынией). Как специалиста-лесовода после войны его направили в Нови Сад. Будучи глубоко верующим человеком, Н.Ф. Букин до выхода на пенсию в 1973 г. все же занимал ответственные посты в управлении хозяйством автономного края Воеводина. Обладая прекрасным голосом и хорошо зная церковное пение, Николай Федорович оказался последним русским регентом хора Успенского храма в Нови Саде (до 1982 г.), а в последние годы жизни был консультантом двух молодых сербских хоровых коллективов, в середине 1980-х гг. возродивших в городе традицию хорового пения в православных храмах. Скончался Н.Ф. Букин в 1994 г. в Нови Саде[849]. На нем завершилась целая плеяда замечательных русских регентов в этом городе.