В конце мая 1952 г. Московская Патриархия направила в Болгарию в качестве нового благочинного протоиерея Сергия Казанского. Прежний благочинный – архимандрит Пантелеимон – был назначен настоятелем Кокалянского монастыря св. Архангела Михаила. В письме Г.Г. Карпова в МГБ СССР от 2 июня 1952 г. говорилось, что архимандриту «будет предложено Московской Патриархией приехать в СССР, но вряд ли он согласится на приезд в СССР для постоянного жительства, поскольку он, как и другие эмигранты, по нашему мнению, является с враждебными взглядами». Отец Пантелеимон, действительно, остался служить в Болгарии[888].
Между тем, еще в начале 1951 г. Совет по делам Русской Православной Церкви пришел к выводу (высказанному в письме от 24 января в МИД СССР), что благочиние, «если в нем есть надобность., должно, ограничиваться русским храмом в г. Софии», и высказался против траты «валюты на содержание десятков священнослужителей из числа б. белогвардейцев»[889].
Во время своего пребывания в Болгарии с 30 мая по 6 июня 1952 г. председатель Отдела внешних церковных сношений митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) обсудил с руководством Болгарской Церкви вопрос о русских общинах в стране. В докладной записке Г.Г. Карпова в бюро президиума Совета Министров СССР от 1 июля 1952 г. отмечалось, что владыкой Николаем «в беседе с митрополитом Кириллом была достигнута договоренность о постепенной ликвидации небольших русских приходов, созданных в свое время эмигрантским духовенством, и об ограничении представительства Русской Церкви храмами в г. Софии и на Шипке, а также о ликвидации впоследствии русских мужского и женского монастырей, существование которых ничем не оправдывается»[890].
3 июля 1952 г. протоиерей Сергий Казанский написал митрополиту Николаю (Ярушевичу) подробную докладную записку о состоянии благочиния, предлагая передать почти все его приходы Болгарскому экзархату: «…русские священники все время жалуются на ущемление их со стороны болгарского духовенства, которое запрещает им совершать требы: крестить, венчать не только у болгар, но даже русских, ограничивая их исполнением треб только в храме. Это говорит о том, что наличие русских приходов и священников вызывало и вызывает сейчас среди болгарского духовенства некоторое неудовольствие и досаду и поддерживает ненужную рознь… Высшие иерархи Болгарской Церкви в большинстве не имеют ничего против того, что существует русское Благочиние в Болгарии, но они были бы очень удовлетворены, если бы Русская Церковь передала в их ведение русские приходы и оставила одно подворье для представительства в г. Софии, как это имеет место в Москве. Все они, может быть, имели в прошедшем какую-либо ценность и необходимость, но на сегодня они не приходы, а только фикция. Что касается мужского монастыря, то там все русские, но для того, чтобы его оживить, т. е. чтобы он мог существовать самостоятельно, а это по современному времени является главным условием существования всякого монастыря, туда должны влиться другие силы, которые могли себя обрабатывать, а это может сделать только Болгарский Синод, у которого много монастырей»[891].
Протоиерей отмечал, что главный секретарь Болгарского Синода владыка Иона в беседе с ним «осторожно высказал мысль, что Болгарская Церковь, как и вся страна, очень многим обязана России, советской власти и Русской Церкви, и что наличие русских приходов в Болгарии не может нарушить родственных отношений самых близких сестер по вере, и что совместное существование двух параллельных однородных приходов только укрепляет родственные связи. Но когда, был затронут вопрос, как бы отнеслась Болгарская Церковь, если Московский Патриарх нашел нужным и целесообразным передать русские приходы Болгарской Церкви, то владыка Иона. с пафосом воскликнул: «если Святейший Патриарх Алексий всея Руси найдет нужным и возможным передать русские приходы в юрисдикцию Болгарской Церкви, то это было бы великим актом проявления особой любви к Болгарской Церкви, и Болгарская Церковь записала этот акт на скрижалях своей церковной летописи»». Такую же позицию занимал и председатель Болгарского Синода митрополит Кирилл, подчеркнувший, что он «принимает в свое ведение, обеспечивает всех русских священников пособием наравне с болгарскими священниками, а равно принимает в свое ведение и два монастыря»[892]. Этой докладной запиской о. Сергий Казанский фактически выполнял задание Совета по делам Русской Православной Церкви.
Осенью к отцу Сергию обратились за советом насельницы Княжевского Покровского монастыря: они хотели купить арендуемый ими частный дом на деньги, присланные им два года назад Московской Патриархией специально на покупку здания для женского монастыря. Но протоиерей не дал им окончательного ответа, сославшись на то, что не знает, когда решится вопрос о передаче Покровского монастыря Болгарской Церкви[893].
10 ноября 1952 г. Священный Синод Московского Патриархата принял решение об упразднении своего благочиния в Болгарии и передаче русских общин и монастырей в юрисдикцию Болгарской Церкви. В их число входили приходы в Русе, г. Сталине (Варне, 100–150 прихожан), Пловдиве (36 семей), г. Димитрово (Пернике), Цареброде, на Шипке (35 русских инвалидов), в Княжево (при русском инвалидном доме, 180 прихожан), Кокалянский монастырь св. Архангела Михаила, в котором числилось два архимандрита, один игумен, семь иеромонахов и один послушник (все русские), а также Княжевский монастырь Покрова Пресвятой Богородицы, состоявший из игумении, двух монахинь, четырех инокинь, трех послушниц (по национальности – четыре русские, пять болгарок и одна румынка) и духовника иеромонаха Германа (Кошманова). Следует отметить, что в составе Болгарского экзархата уже была одна преимущественно русская по числу насельников обитель – в Ямбольском мужском монастыре Святого Спаса (св. кн. Александра Невского), настоятелем которого с 1947 г. являлся игумен Феодосий (Желязов), в то время пребывало четыре русских монаха и трудника.
В решении о ликвидации благочиния говорилось о необходимости «братски просить Св. Синод Болгарской Православной Церкви простереть любовь и заботу на вышеперечисленные приходы, монастыри и клир и сохранить, по принятию в свою юрисдикцию, русский духовный уклад и быт в Кокалянском монастыре, согласно просьбе его братии… С момента подписания приемо-сдаточного акта передачи упомянутых приходов, монастырей и клира в юрисдикцию Болгарской Православной Церкви считать благочиние русских православных общин в Болгарии упраздненным, с оставлением протоиерея С. Казанского в должности настоятеля Свято-Николаевского русского православного храма в Софии, который именовать подворьем Московской Патриархии»[894].
Российский историк В.И. Косик справедливо отмечал, «что история Русской Церкви в Болгарии в послевоенный период, в сущности, свелась к закрытию русских православных приходов и монастырей. “Белогвардейцы” не были нужны ведомству Карпова, за которым почти всегда было право окончательного решения»[895].
Официально передал русские приходы и монастыри Болгарской Церкви приехавший в начале мая 1953 г. в Софию на интронизацию Патриарха Кирилла во главе делегации Московского Патриархата митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков). После возвращения в Москву в состоявшейся 19 мая беседе с Г.Г. Карповым владыка отметил: «Эта передача резко отрицательно воспринята русским духовенством и прихожанами в Болгарии. Вызвало это удивление и среди болгарских митрополитов, которые указывают, что они за свои приходы в Стамбуле борются и не собираются уступать. Русское духовенство обращалось к делегации Московской Патриархии похлопотать о переезде их в СССР. Об этом просили и монахи». Другой член делегации, побывавшей в Болгарии, священник Михаил Чуб в беседе в Совете по делам Русской Православной Церкви 22 мая 1953 г. говорил: «Передача монастыря вызвала “переполох” у монашествующих и боязнь, что после передачи будут изменены монастырские порядки, богослужение будет проводиться на болгарском языке, и монахов “заклюют болгарские попы”. Многие монахи в связи с этим усиленно просятся в Советский Союз. Пришлось рассеять их опасения и успокоить в том, что в монастыре будут сохранены русский духовный уклад и быт»[896].
Протоиерей Сергий Казанский был утвержден настоятелем русского храма свт. Николая Чудотворца в Софии, который стал именоваться подворьем Московской Патриархии. Кроме отца Сергия, состоявшую из 500 прихожан общину этого храма окормляли два священника, диакон и псаломщик. Деятельность настоятеля вызывала открытое недовольство верующих, в указанной беседе 22 мая 1953 г. священник Михаил Чуб отмечал: «Казанский как настоятель храма не пользуется любовью своих прихожан, так как в первое время своего пребывания в Болгарии допустил ряд неправильных действий, оттолкнувших от него верующих. Им, например, был закрыт для посещения верующих склеп с останками архиепископа Серафима, находящийся под алтарем церкви, что вызвало большое недовольство прихожан». Кроме того, о. Сергий уволил членов приходского совета и ревизионной комиссии, ликвидировал сестричество. На прежнем месте остались только староста церкви З.С. Губская и кассир-бухгалтер И.П. Политов. В мае 1953 г. и посольство СССР в Болгарии проинформировало Совет по делам Русской Православной Церкви о том, что отец Сергий Казанский «не пользуется любовью своих прихожан». В начале следующего месяца о. Сергий Казанский был отозван в СССР[897].
Вернувшись в Москву 6 июня 1953 г., о. Сергий в беседе с Г.Г. Карповым, оправдываясь, говорил, что уже через месяц жизни в Болгарии он «обратил внимание, что в храм св. Николая заходят верующие в подвал к гробнице архиеп. Серафима и суют какие-то записки в гробницу». При ее обследовании он «обнаружил с трех сторон специальные отверстия, в которые, как в почтовый ящик, и опускали записки». Протоиерей вызвал рабочего, который зацементировал отверстия. Однако «поток записок и писем не прекратился. Их стали оставлять около надгробия. Позже выяснилось, что архиепископ Серафим перед смертью говорил, что все, кто хочет получить благодать, должны присылать ему письма. Группа его единомышленников постаралась распространить это “завещание” среди верующих и раздуть почитание Серафима». При возвращении в Москву, о. Сергий Казанский передал дела по управлению подворьем иеромонаху (позднее игумену) Сергию (Канабееву), которому «оставил инструкцию не допускать служить в храме Николая Чудотворца поклонников архиепископа Серафима и, в частности… болгарское духовенство, а особенно монахов бывшего Какалянского монастыря»[898].
Отец Сергий (Канабеев) оказался в очень трудном положении: полученная инструкция была невыполнима, поскольку Никольский храм оставался центром, объединявшим почитателей и последователей владыки Серафима, и он сам принадлежал к их числу, причем некоторое время был помощником настоятеля Кокалянского монастыря архимандрита Сергия, брата владыки Серафима. В храме служил болгарин – иеродиакон (впоследствии архимандрит) Сергий (Язаджиев), который также был духовным чадом владыки. Вопреки инструкции новый настоятель старался, чтобы жизнь храма протекала так, как это было при жизни архиепископа Серафима. Как и раньше, Никольский храм славился прекрасным хором, которым руководил болгарский регент А. Вачев. Отец Сергий вновь сделал доступ к гробнице владыки Серафима свободным и принял решение украсить крипту росписями[899].
Почетная работа была доверена духовному сыну владыки иеромонаху Николаю (Шелехову). Этот талантливый русский художник-эмигрант окончил Богословский факультет Софийского университета и в 1932 г. был рукоположен в иерейский сан епископом Серафимом. Он учился в синодальной школе иконописи Сербской Церкви у известного русского мастера Пимена Максимовича Софронова в монастыре Раковице, подвизался в Кокалянском монастыре и в 1953 г. создал иконописную мастерскую в Рильском монастыре, где работал по заказам болгарских монастырей и храмов. Позднее о. Николай преподавал в школе иконописи в русском монастыре Покрова Пресвятой Богородицы в Княжево. В 1954 г. иеромонах Николай искусно расписал крипту, где покоится владыка Серафим. Украсили ее и росписи с изображением прпп. Иоанна Рильского и Серафима Саровского, выполненные признанным мастером церковной живописи, русским художником-эмигрантом из Харькова Н.Е. Ростовцевым. В середине 1950-х гг. продолжалась и роспись стен храма. В частности, северный неф украсила композиция Воскресения Христова, выполненная Н.Е. Ростовцевым. Его же кисти принадлежат большие иконы в южном нефе: Пресвятой Богородицы, свт. Николая Чудотворца, прпп. Иоанна Рильского, Сергия Радонежского и Серафима Саровского[900].
Таким образом, возникшую традицию поклонения могиле владыки Серафима уничтожить не удалось. Следует упомянуть также, что Святейший Патриарх Алексий I во время своих приездов в Софию в 1951, 1957 и 1962 гг. посещал Никольскую церковь и встречался с ее прихожанами. Отец Сергий (Канабеев) служил настоятелем подворья с июня 1953 по март 1957 гг.
В начале 1950-х гг. в Болгарию стали прибывать русские эмигранты из Югославии, высланные в связи с конфликтом между Сталиным и Тито. Так, 5–6 марта 1950 г. был выслан из окрестностей Призрена в Софию будущий Предстоятель Православной Чехословацкой Церкви в сане митрополита иеромонах Иоанн (Кухтин). 29 марта того же года председатель Священного Синода Болгарской Церкви митрополит Паисий направил его священником в Капиновский женский монастырь свт. Николая Чудотворца, вблизи с. Велчово Велико-Тырновской епархии. В 1951 г. после подачи прошения о возвращении в СССР отец Иоанн был определен на новое место службы в Чехословакию[901].
В 1950 г. из Сичевского монастыря в Югославии был изгнан в Болгарию бывший насельник валаамского монастыря иеромонах (будущий схиигумен) Герман (в миру Гавриил Николаевич Кошманов, 1880–1973). В июне 19511956 гг. он служил духовником Княжево-Покровского монастыря в предместье Софии. В 1956 г. отец Герман уехал в СССР, где позднее принял схиму с именем Сергий, но до своей кончины, случившейся 20 января 1973 г. в Харьковской области, схиигумен переписывался с сестрами Княжево-Покровско-го монастыря, давая им духовные советы[902].
30 августа 1953 г. в Капиновском монастыре свт. Николая Чудотворца по ходатайству Святейшего Патриарха Алексия I нашли приют 12 имевших советское гражданство монахинь и их духовник иеромонах Ираклий из русского Благовещенского монастыря в Сербии (первоначально высланные в Албанию). Их бывшая настоятельница игумения Диодора (Дохторова) и еще три монахини, у которых с другой частью сестер возник конфликт, переехали в Болгарию в 1954 г. Игумении предоставили возможность выбрать себе монастырь для проживания, но она выбрала полуразрушенный скит преподобной Петки-Параскевы вблизи Софии (курорт Банки у с. Клисуры), восстановив его вместе с тремя русскими сестрами и даже построив там новый храм. Все русские монахини находились под особым покровительством высшей болгарской иерархии. Так, духовным отцом матери Диодоры стал епископ Левкийский Парфений (Стоматов). Скончалась игумения в своем скиту в 1978 г., приняв перед смертью постриг в схиму с именем Мария[903].
Несмотря на приток из Югославии, число русских эмигрантов в Болгарии постепенно сокращалось: в 1952 г. их насчитывалось 12, 8 тыс., в том числе 7 тыс. с советским подданством, но затем последние почти полностью переехали в СССР, так как в середине 1950-х гг. при Н.С. Хрущеве была организована акция «Возвращение на Родину»[904].
2 ноября 1954 г. на собрании в Клубе советских граждан в Софии посол Ю. Приходов объявил о постановлении правительства СССР – разрешить бывшим белоэмигрантам, принявшим советское гражданство, въезд на Родину для участия в освоении целинных земель. 7 сентября 1955 г. последовал указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии, освобождавший от ответственности лиц, вовлеченных в антисоветские организации в послевоенный период, если они «искупили свою вину патриотиче ской деятельностью на благо своей Родины». Амнистия распространялась и на белоэмигрантов. Активную пропаганду в пользу новой советской инициативы и возвращения в СССР развернул Союз советских граждан в Болгарии.