В начале марта Дембский отпечатал еще одну листовку — воззвание к работницам по поводу отмены распоряжения Бутурлина, и тут перепуганный насмерть Пухевич категорически потребовал возврата типографии.
Вскоре Эдмунд Плоский — кругленький и румяный молодой человек с аккуратным прямым пробором, похожий на приказчика в мелочной лавке, но обладающий острым пером публициста, принес валики и детали станка на Хмельную Яну Сливиньскому — студенту университета, стороннику Казимежа Пухевича.
Еще через несколько дней Пухевич объявил о создании собственной партии «Солидарность» и издал ее программу.
— Прочти, — сказал Длинный, отдавая эту программу Дулембе.
— А то я не знаю, что может написать Профессор! И не подумаю читать! Давай лучше не тратить времени, налаживать собственную типографию.
— Хорошо бы… — мечтательно вздохнул Людвик.
Но тут, как назло, из Женевы через контрабандные пункты на границе пришел очередной номер «Пшедсвита», а в нем — виленские решения. Людвик прочитал — за голову схватился! Все переврали Длуский с Пекарским, причем переврали тенденциозно. Убрали из программы любые упоминания о федеративном союзе с русскими социалистами. Варыньский опять поехал в Женеву ругаться со своими бывшими товарищами, а заодно Поискать средств. Нужны были деньги на обзаведение типографским станком, чтобы издавать свой орган в Варшаве.
Дулемба с Янечкой занялись тем же через «Красный Крест» партии, где успешно сотрудничали Марья Онуфрович и Витольда Карпович. Чахлый денежный ручеек потек от студенчества, от польских интеллигентов и даже от части русских чиновников в Варшаве, чему способствовал Михаил Добровольский.
Генрык однажды сболтнул Янечке об Анне Серошевской — сам был не рад. Янечка сразу сникла, потеряла интерес к делу…
— Не робей, Янина, отобьешь Длинного у той… — попытался пошутить Генрык, но получил в ответ такой выразительный пронзающий взгляд серых глаз, что прикусил язык.
Дела в Варшаве неожиданно пошли хуже. С отъездом Варыньского активизировался Пухевич, стал переманивать рабочих к себе, выпустил листовку. Профессор знал, чем можно пронять рабочего: требованием экономических улучшений. Что ему политические свободы, тем более — государственная власть! Царь далеко, а мастер — близко. Единственная надежда была на трусость Пухевича. Рабочие жаждали деятельности, а Профессор останавливал их, уговаривал не спешить, подготовиться получше…
Варыньский решил дать открытый бой. Малый был отправлен к Яну Пашке с вызовом: явиться в воскресенье в Александровский парк со своими кружками, там будем спорить о социализме и партии.
Генрык нашел Яна Пашке, тот выслушал, не испугался.
— Придем!
В воскресенье Длинный и Малый отправились пешком на Прагу. На мосту Людвик остановился, указал рукою в сторону пристани.
— Шесть лет назад вот здесь начинался первый кружок польских социалистов. А сейчас у нас — партия!
Сказал он это просто, но с гордостью. Дулемба внезапно увидел Людвика другими глазами: он сильно возмужал за эти шесть лет. Пожалуй, сейчас он выглядит старше своих двадцати шести. Спокойные ясные глаза, волнистые длинные волосы, очки… Борода уже не топорщится, как тогда, в молодости…
Генрык сжал в кармане револьвер: мимо прошел подозрительный тип, похожий на филера; порыскал по ним глазками.
Место сходки выбрали далеко, чуть ли не под железнодорожным мостом. Вокруг не было ни души. «Солидарность» ждала в полном составе: Ян Пашке, студент Людвик Савицкий и десятка два рабочих — члены кружков. В стороне ожидали своих руководителей рабочие-пролетариатцы.
— Привет, друзья! Начнем сходку, — поздоровался Варыньский, усаживаясь на траву.
ebooksa