Отрицание смерти

После ситуации с Флиссом ... эта потребность была погашена. Часть гомосексуального катексиса³⁴ была извлечена и использована для увеличения моего эго [54].

Всё дело в эго; только оно даёт контроль над самим собой, способность иметь некую свободу действий и выбора, определить направление собственной судьбы, насколько это возможно.

Сегодня мы обычно рассматриваем гомосексуализм, как широкую проблему несоответствия, размытой идентичности, пассивности, беспомощности - в общем, неспособности занять сильную позицию по отношению к жизни. В этом смысле Джонс был прав, говоря об упадке самоуверенности во Фрейде, ведь он показал это как по отношению к сильной фигуре Юнга, так и больного Флисса. В обоих случаях речь идёт о собственной силе, которой угрожает дополнительное бремя.

С другой стороны, наше современное понимание гомосексуальности переходит на ещё более глубокий уровень проблемы, - на уровень бессмертия и героизма, который мы уже обсудили в отношении Фрейда и гениальности в целом. Ранк блестяще описал эту тему. Мы поговорим о его работе в Десятой Главе, но нам нужно задержаться на ней здесь, в её конкретном отношении к Фрейду. Мы высказались, что поистине одарённый и свободный дух пытается обойти институт семьи как инструмент особого продолжения рода. Поэтому вполне логично, что, если гений будет неуклонно следовать проекту causa sui, он столкнётся с одним большим искушением: обойти женщину и биологическую роль собственного тела. Как будто он рассуждает так: «Я существую не для того, чтобы меня использовали в качестве инструмента физического продолжения рода в интересах расы; моя индивидуальность настолько целостна и абсолютна, что я включаю своё тело в свой проект causa sui». Итак, гений может попытаться воспроизвести себя духовно через связь с одарёнными молодыми людьми, создать их по своему собственному образу и подобию, и передать им дух своего гения. Это похоже на то, как если бы он пытался в точности продублировать себя, духовно и телесно. В конце концов, всё, что мешает свободному полёту духовного таланта, должно казаться обесценивающим. Женщина уже представляет угрозу для мужчины в его телесности; это всего лишь небольшой шаг к тому, чтобы избежать с ней сексуального контакта; таким образом, человек удерживает свой тщательно очерченный "центр" от рассеивания и компрометации неоднозначными смыслами. Большинство мужчин довольны тем, что твёрдо удерживают в руках свои смыслы, воздерживаясь от внебрачной неверности; но можно нарциссически утаивать свои смыслы ещё больше, воздерживаясь, так сказать от «гетеросексуальной неверности»³⁵.

С этой точки зрения, когда Фрейд говорил о "женской стороне своей натуры", он мог с тем же успехом говорить от силы своего эго, нежели от его слабости, с позиции своей моно-маниакальной решимости (single-minded determination), спроектировать собственное бессмертие. Общеизвестно, что сексуальные отношения между Фрейдом и его женой прекратились примерно в возрасте сорока одного года, и, насколько нам известно, он был строго моногамен. Такое поведение полностью соответствовало его проекту causa sui: нарциссическая самодостаточность, которая отрицает зависимость от женского тела и от видовой роли, а также контроль и утаивание силы и значения своей индивидуальности. Как указывает Роазен, по словам самого Фрейда, он видел своего героя таким:

... человек, чья сексуальная потребность и активность были полностью сведены на нет, как если бы высшее стремление подняло его над общей животной потребностью человечества [55].

Очевидно, Фрейд вложил всю свою страсть в психоаналитическое движение и собственное бессмертие. Они были его "высшим стремлением", которое вполне обоснованно могло включать в себя духовную гомосексуальность, не представляющую угрозы в качестве "животной потребности".

Концептуальная амбивалентность Causa Sui

До сих пор мы говорили об эмоциональной амбивалентности, но в этом есть и концептуальная сторона вопроса. Одно дело смотреть правде в глаза и признавать эмоциональную реакцию на переживание угасания; и совсем другое - оправдывать это угасание. Фрейд мог признать зависимость и беспомощность, но как придать своей смерти какое-либо значение? Он должен был либо обосновать это в рамках своего проекта causa sui, психоаналитического движения, либо в некоторой степени, за пределами этого проекта. Вот в чем состоит амбивалентность causa sui на концептуальном уровне: как можно доверять любым значениям, которые не созданы человеком? Это единственные значения, которые мы знаем наверняка; природа кажется безразличной, даже злобно антагонистичной человеческим смыслам; и мы боремся, пытаясь привнести в мир наши собственные, надежные смыслы. Но человеческие смыслы хрупки, эфемерны: они постоянно дискредитируются историческими событиями и стихийными бедствиями. Один Гитлер может уничтожить столетия научного и религиозного опыта; одно землетрясение может миллион раз свести на нет значение персональной жизни. Человечество отреагировало, пытаясь обеспечить свои смыслы извне. Все усилия человека кажутся совершенно ненадежными без обращения к чему-то высшему для их оправдания, к некой концептуальной поддержке жизненного смысла из какого-то трансцендентального измерения. Поскольку эта вера должна поглотить основной ужас человека, она не может быть просто абстрактной, а должна корениться в эмоциях, во внутреннем чувстве, что человек уверен в чем-то более прочном, большем и важном, чем его собственные силы и жизнь. Это, как если бы кто-то сказал: «Пульс моей жизни гаснет, я исчезаю в забвении, но "Бог" (или "Оно") остаётся, даже становится более великим благодаря с моей живой жертве, и с помощью неё». По крайней мере, это чувство веры является наиболее эффективным для человека.

Проблема того, как далеко должна зайти жизнь, чтобы заслужить надёжный героический смысл, очевидно, сильно волновала Фрейда. Согласно психоаналитической теории, ребёнок сталкивается с ужасом жизни и одиночеством, сперва утверждая своё собственное всемогущество, а затем, использует культурную мораль как средство для достижения своего бессмертия. К тому времени, когда мы вырастаем, это уверенное, делегированное бессмертие, становится главной защитой на службе невозмутимости нашего организма перед лицом опасности. Одна из основных причин, по которой так легко вести мужчин на войну, заключается в том, что в глубине души каждый из них искренне сожалеет о товарище рядом с ним, которому суждено умереть. Каждый защищает себя фантазией до тех пор, пока не испытает шок от того, что он сам истекает кровью. Вполне логично, что если вы один из немногих, кто признает страх смерти, то вы должны подвергнуть сомнению фантазию о бессмертии, что в точности является опытом Фрейда. Зильбург утверждает, что эта проблема беспокоила Фрейда всю его жизнь. Он жаждал славы, предвидел её, надеялся, что благодаря ей он сможет обеспечить себе бессмертие: «Бессмертие означает - быть любимым многими неизвестными людьми». Это определение является взглядом Просвещения на бессмертие: жить, будучи уважаемым ещё не родившимися людьми, в их почтении за те труды, которые вы привнесли в их жизнь и совершенствование.

Но это совершенно "мирское" представление о бессмертии – вот, в чем загвоздка. Должно быть это задевало и очень раздражало Фрейда. Его взгляды на бессмертие обвинялись в «строгой амбивалентности, даже мультивалентности» [56]. Ещё в раннем возрасте он говорил своей невесте, что уничтожил все полученные им письма, иронично и торжественно добавив, что его будущим биографам будет трудно найти информацию о нем после того, как он покинет эту землю. Позже он сказал то же самое о своих письмах к Флиссу: если бы он получил их вместо одного из своих учеников, он бы уничтожил эти письма, вместо того что бы позволить «так называемым потомкам» получить их. Зильбург, кажется, считал, что эти колебания между желанием бессмертия и презрением к нему, отражают неудачную привычку Фрейда формировать полярности в своих мыслях; но мне это кажется больше магической игрой с реальностью: так как вы боитесь, что жизнь в этом измерении может не учитываться, может не иметь никакого реального смысла, вы ослабляете своё беспокойство, особенно презирая то, чего желаете больше всего, в то время как вы скрещиваете пальцы под вашим письменным столом.

С одной стороны, вы делаете психоанализ своей личной религией, своим собственным королевским путем к бессмертию; с другой стороны, вы уникальны и достаточно изолированы, чтобы подвергнуть сомнению все достижения человека на этой планете. В то же время вы не можете отказаться от создания проекта собственного бессмертия, потому что религиозное обещание бессмертия является чистой иллюзией, пригодной для ребёнка или доверчивого человека с улицы. Фрейд был в этом ужасном положении; как он исповедался преподобному Оскару Пфистеру:

Я могу себе представить, что несколько миллионов лет назад, в Триасовом периоде³⁶, все великие

-одонтовые и -териодонтовые³⁷ очень гордились развитием расы ящеров (Saurian race) и с нетерпением ждали для себя бог знает какого великолепного будущего. А потом, за исключением несчастного крокодила, все они вымерли. Вы будете возражать, что ... человек наделен разумом, который дает ему право думать и верить в своё будущее. Сейчас в разуме, безусловно, мы видим нечто особенное, [нам] так мало известно о нем и его взаимосвязи с природой. Лично у меня огромное уважение к разуму, но есть ли оно [уважение] у природы? Разум – это лишь её малая часть, остальная часть которой, похоже, сможет прекрасно обходиться без него. Действительно ли она позволит разуму в какой-либо мере повлиять на себя, обратив на него внимание?

Вызывает зависть тот, кто может чувствовать себя в этом более уверенно, чем я [57].

Человеку сложно упорно работать, когда его работа имеет значение не больше звуков урчащего живота, порывов ветра или возгласов динозавров - звуков, которые теперь замолкли навсегда.

Или, возможно, он работает ещё усерднее, чтобы бросить вызов черствому безразличию природы; таким образом, можно даже заставить её подчиниться продуктам таинственного разума, сделав слова и мысли непоколебимым памятником человеческой честности в отношении его состояния. Это то, что делает человека сильным и правдивым - его вызов иллюзорному комфорту религии. Человеческие иллюзии доказывают, что люди не заслуживают ничего лучшего, чем забвение. Так, должно быть, рассуждал Фрейд, когда сделал психоанализ конкурентом религии. Психоаналитическая наука установила бы истинные факты морального мира и реформировала бы их - если что-либо подобное возможно. Мы видим, почему психоанализ сам по себе был религией для Фрейда, как отмечали многие авторитетные мыслители от Юнга и Ранка до Зильбурга и Риффа. Всё это можно выразить по-другому: Фрейд решил бросить вызов природе, удвоив усилия, направленные на то, чтобы сделать истиной ложь causa sui. Зильбург, в своей проницательной оценке Фрейда и религии, подвел итог этим замечаниям:

С тех пор, как человек начал своё так называемое "покорение природы", он пытается вообразить себя завоевателем вселенной. Чтобы убедить себя в мастерстве завоевателя, он присвоил себе трофей (природу, вселенную). Он должен был почувствовать, что Создатель трофея был уничтожен, иначе его собственный воображаемый суверенитет над вселенной окажется под угрозой. Именно эта тенденция отражается в нежелании Фрейда принять религиозную веру в её истинном значении... Поэтому неудивительно обнаружить, что в области человеческой психологии индивид, каким бы великим он ни был - подобный Фрейду - постоянно имел перед собой ви́дение человека, который всегда несчастен, беспомощен, встревожен, горек, испуганно смотрящий в ничто и отворачивающийся от "так называемого потомства" в преждевременном... отвращении [58].

Зильбург говорит, что Фрейд был вынужден занять стойкую, почти солипсическую интеллектуальную позицию из-за «его необходимости избавиться от любого подозрения в интеллектуальной зависимости от других или духовной зависимости от личного Бога» [59]. Ложь causa sui становится особенно нагнетаемой из-за того, что человек не хочет или не может признавать; тогда сама истина, с помощью которой человек пытается бросить вызов природе, страдает.

Юнг, который согласился бы с Зильбургом, предлагает то, что мне кажется самым кратким и наиболее подходящим изложением характерологической жизненной проблемы Фрейда: