Стадион
Стадион был абсолютно необходим. Ну, как без стадиона? Там хоккей, футбол. Правда? Только у них были, что? Гладиаторские бои. Потом стало еще интереснее, потому что кроме гладиаторских боев они стали на стадионах травить людей. Там такие страсти кипели! Тотализатор работал, ставки делали — я сейчас не буду останавливаться на этой стороне их жизни.
Итак, Колизей по всему Риму. Вы знаете, что сейчас делает Колизей в Вероне? Какую функцию в Вероне сейчас выполняет Римский Колизей? Вы знаете, что это один из самых главных оперных театров мира? Это фантастический оперный театр! А почему? Акустика, акустика, акустика!
Я хочу вам рассказать занятную историю в отношении Колизея. Она произошла после войны, году в 52 или 57. Группа студентов Римского университета, исторического факультета, сделали дипломную работу. В этот момент произошла первая расчистка Колизея. И они стали фотографировать надписи на его скамейках. Сделали групповую работу и защитили ее в качестве диплома. Она вышла на всех языках мира. Я купила ее на венгерском языке для ВГИКа, потому что на русском ее не было. Она с картинками, с надписями. Все надписи они разделили на четыре или на пять групп. В первую группу вошли те, кто приходил туда со своими подушками. Они покупали билеты заранее. Первая группа — это имена собственные. Такой-то сидел здесь. Во вторую группу вошли надписи хорошо вам известные: «Киса и Ося были здесь». Такой-то и такая-то равняются чему-то. Этот с этим — и там выстраиваются целые цепочки. Групповые, вдвоем, втроем. Над этой книжкой потешался весь мир.
В третьей группе совсем замечательные надписи. Это рисунки, какие подростки оставляют в общественных уборных. То есть, очень примитивные, символические рисунки, в основном с толикой телесного низа и какими-то дополнительными комментариями. А так картинки типа: носик, ротик, оборотик. Ну и, конечно, их мат. Значит, студенты были умные. Книга так и называется: «Надписи на скамьях Колизея». Студенты оказались просто грандиозными. Они показали очень простую вещь. Они показали удивительное — то, что я говорила на прошлом занятии. Рим — это наше зеркало, и мы смотримся в него. Мы не смотримся в зеркало Египта, Греции или этрусков. Хотя Греция имеет к нам глубочайшее отношение. Но наше зеркало — это Рим. Большое, удивительное зеркало. Просто цивилизация, только крупнее. У них, конечно, атомной бомбы не было, но стекло они сделали. Они сделали стекло или нет? Опять молчите. Они не только стекло сделали, они смальты сделали для мозаик.
голос из зала: Они делали маленькие стекла. Окон не было в Риме.
Волкова: Они сделали смальты. Они сделали стекло, как предмет.
голос из зала: Они сделали кубки, тарелки.
Волкова: И не только. Они сделали бетон, они сделали водопровод, они сделали кирпич. Меня всегда очень интересовало, а сколько надо было этого кирпича? Это же индустриальное производство. Это же колоссальное индустриальное производство. Я просто призываю вас к тому, чтобы вы поняли какие-то вещи, над которыми мы не задумываемся. Прошло две с половиной тысячи лет непрерывных войн и разрушений. Насколько изменилось сознание людей, если на скамьях все те же надписи? Я имею в виду сознание черни, низовое сознание. О чем может идти речь? Христианство уже прошло, а надписи все те же. Особенно, в памятных местах. Ведь так и хочется приобщить себя к этому месту, а еще лучше осквернить его. Вот странная вещь. Вопросы о сознании очень меня интересуют. Вы, например, не знаете такой детали, что уже в Риме была такая манера, перед тем, как отправиться на стадион разукрасить свое лицо в разные цвета. В Византии это, однажды, привело к очень страшным последствиям. А лица себе красила партия болельщиков. Так же, как и сейчас — болельщики себе морды намажут и сидят на стадионах: одна половина красная, вторая зеленая. Меня это поражает.
И, однажды, одна такая партия была просто истреблена в Колизее. Они себе покрасили лица и решили осуществить заговор против Юстиниана.
Колизей был эллипсовидной архитектуры, которой в Греции не было. В Греции обязательно должна была быть сцена, на которую все смотрели. Главное — это наличие сцены, на которой участие принимали все.
Эллипс — это принципиально другая зрелищная конструкция, созданная именно римлянами. Эти эллипсы — по всему миру, и повсюду в них происходят удивительные события. Я должна вам сказать, что когда-то было проведено исследование, как деревенская коррида перешла в Испании в профессиональную, через эту арену. Именно деревенская коррида приняла законы профессиональной корриды. В местечке, которое называется Ронда, недалеко от Толедо. Вот они построили эллипс. Эллипс — замечательная вещь. В том же самом психологическом смысле. Ну, орут все. И я тоже ору. Это — психологическая инфекция. Она передается эмоциями. Однажды, Император Август, близкий сердцу любого европейца и ценимый всей европейской культурой, удивительный, мой любимец. Сейчас мы с вами на него посмотрим.
А я имею в виду другого гениального Римского Императора — Марка Аврелия. Он решил, будучи философом, гуманистом, писателем, новоплатоником. Кто-нибудь, когда-нибудь читал хотя бы адаптированную книжку Марка Аврелия?
Марк Аврелий
голос из зала: Ну, конечно.
Волкова: Когда Толстой писал свою исповедь, то использовал Марка Аврелия. Это поразительно. Я вам потом об Августе Октавиане обязательно расскажу удивительные вещи, когда мы дойдем до этого момента — не сегодня, в следующий раз. Что такое игровое римское начало? Когда Марк пишет о себе: «Не нравишься ты мне сегодня, Марк», — это он, глядя в зеркало: «У тебя сегодня лицо Цезаря». Это очень важная фраза. Это первый и хорошо понятный мне человек, через которого прошла такая трещина раздвоения. И не случайно этим приемом пользовался Достоевский. С одной стороны, он был человеком уже абсолютно нового времени, а с другой — человеком того времени. Эта личность разрастается. Гениальная личность всегда разрастается. Она всегда занимает очень большое пространство. Замечательно Томас Манн писал о Гёте. Он замечательно о нем написал. Только Томас Манн мог так артикулировать эту идею. Он пишет о Гёте, как об идеальном немецком философе и поэте. Я могу назвать Гёте настоящим просветителем, а немецкое просвещение — это все-таки 15–16 век. А Гёте — брат и настоящий друг Эразму и Дюреру. Но, с другой стороны, Гёте — человек 19-го века, а не только Просвещения. Он занимает огромное пространство и вмещает в себя еще больше. Вот настоящая личность! Это было и в Цезаре, и в Македонском. Это личности, которые вмещают в себя огромное пространство. Вообще, личность — это вмещение в себя пространства. Насколько человек вмещает в себя пространство настолько, что оно выходит за пределы своего времени и этноса.
Вот у Марка Аврелия было очень большое разрастание личности. Но, с другой стороны, он был весь стиснут. Он решил отменить гладиаторские бои. Мог он их отменить? Нет. Он уже выдумывал фокусы, что не будет на них ходить. А народ ему сказал: «Нет! Будешь! Без тебя не интересно!» «Ты не пойдешь? — не надо! Плохо!». И он ходил. Он сидел и демонстративно читал свои рукописи. Господи, да кого это вообще волновало? Сидишь себе и делай вид, что читаешь. Он сказал: «Затупить мечи!». Ему сказали: «Нет, этого не будет! Мы не будем ходить на бои с затупленными мечами», надо, чтобы по-настоящему, всерьез, а не понарошку. Ничего он не мог сделать. Он был Император и ничего не мог сделать. Не мог, хотя знал, кого он вырастил, какая образина рядом растет, какой кошмар рядом взрастает — его собственный сын. Единственный, Коммода. Это трагедия наследников — некого оставить после себя. Это общая беда, какая-то. Ни у Цезаря, ни у Петра, ни у многих не было достойных наследников. Ни у Августа Октавиана наследников не было. Но что поделаешь? Он даже не мог его лишить трона. Он знал, что нельзя и не мог. Слава Богу, его быстро убили.
Хочу обратить внимание (хотя мы отдельно будем говорить на эту тему) на эту конную статую Императора Марка Аврелия.
Марк Аврелий, конная статуя
Их было очень много, но остался один. Бронзовый, подлинный. Он очень сильно похож на Юрия Долгорукова, который стоит около «Арагви». Здесь, в этой композиции, которую создали римляне, лошадка поднимает одну ножку, а сверху можно сажать кого угодно — Генриха VIII, Петра I. Хоть всех. На этого коня всех и посадили. Это, кстати, об эталонах.
ebooksa