Нишу Христа в Пантеон не поставили, а Адриан начал жить в Греции, занимался там античной археологией, правил оттуда страной потихоньку, был очень непопулярен, хотя до этого его очень любили. В Греции, в Афинах сохранилась совершенно потрясающая, необыкновенная арка Адриана, Форум Адриана и библиотека Адриана. И когда он умер, его все-таки захоронили здесь, но лишили титула «Божественный». Обычно, когда Императоры умирали, им давали титул «Божественный». Нерон был лишен этого титула.
Сама идея этой гробницы, ее архитектура — и это последнее, что я скажу, потому что мне нужно вам показать два памятника философской архитектуры, чтобы вы знали, что такое философская архитектура — именно философская. Потом расскажу про скульптуру и начнем христианство. А это, обратите внимание, напоминает вам рыцарский замок?
голос из зала: Очень!
Волкова: Донжон, с подъемным мостом. Конечно. Они и это сделали тоже. Это настоящее Средневековое крепостное сооружение. Со стеной, с зубцами, подъемом. А главное там внутри. (Аплодисменты).
Лекция № 5
— Как вас сегодня много. И новые лица. Придется пробежаться по тому материалу, что новоприбывшие не слышали.
Что мы сейчас из себя представляем? А ничего. То, что находится у нас за спиною, в нашем духовном, генетическом прошлом, в нашей культурной истории — это никогда не является прошлым. И прошлым являться не может. Потому что, если в культуре, когда-нибудь и что-нибудь произошло, то это никогда больше никуда не девается. Никогда и никуда. Это иногда замирает, прячется за неактуальностью, а потом наступает момент и — раз! — сразу вспыхивает. Это как вирус — условия для него хорошие и он знает как размножиться.
Уже все думали, считали, говорили: «Это какое-то докультурное явление. Там все эти заговаривания трав, чего-то еще» — ничего подобного! Посмотрите вокруг. Один сплошной каменный век. Травы, заговоры — все гуляет, все цветет. Ничего никуда не девалось. Но у нас с вами речь шла не об этом, а о том, что является нашим с вами европейским — я подчеркиваю — европейским духовным прошлым. На всех лекциях речь шла только об этом. И хотя мы считаем себя, вернее, не считаем, а являемся восточным православием — византийско-греческим, а не западным — латино-католическим христианством, то мы живем сейчас в пространстве все еще христианской культуры. Хотя прошли и через просвещение, и через атеизм. Но все равно мы с вами часть этой культуры, потому что Византия и восточное православие тоже имеют все те же самые западные истоки. Византия не более, чем греческая провинция. ВизАнтия, плюс отчаянная часть Римской Империи, называвшая себя ромеи, то есть римляне. Именно поэтому наши с вами истоки — настоящие истоки — это греческое Средиземноморье. Мы начинаемся с вами от греческого Средиземноморья. От белой расы. От дарийского переселения. И я, как могла, за очень маленький, очень куцый промежуток времени, рассказывала о том, что представляют собой наши истоки через греческое Средиземноморье и через греческую античность. И мы это уже прошли. Бегло, импровизационно, с плохим изображением, но прошли. Это наш величайший источник, потому что Греция, как культура, оставила нам основные ценности, связанные с нашим сознанием и с тем, что есть мир. Она дала модель мира через мифологию и создала современный театр. И вы знаете, что современный театр мало продвинулся вперед. Он просто модифицировался и модернизировался, но никуда не делся. Он стал только проще. Упростился. Но то, что греки создали в области театра — саму его конструкцию и назначение, до них не сделал никто. Потому что для Греции главным всегда был театр, а не искусство. И основоположником современной драматургии, как и теории драматургии, тоже был греческий театр.
Откуда взялся античный театр? Мы не говорим о профессиональном театре с актерами, с труппой, с гастролями, с декорациями, с репетициями, с продюсерами, с режиссерами, с писателями-драматургами. До него были мистерии. Религиозные. Делись ли они, куда-нибудь? Никуда. Все религиозные мистерии сохранились, изменившись. У нас мистерия сохранилась в празднике Рождества, с ряжеными. И фольклорные мистерии сохранились. Так откуда взялся театр?
А театр создал один человек. Он был сверхгением всех времен и народов. И он придумал и создал театр. Это греческий драматург по имени Эсхил. Он первый написал современную драматургию и первый, при помощи архитекторов, создал главные элементы театра с актерами, хором, главными ролями, второстепенными, оркестром, масками. Конечно, это был Эсхил.
Создав драматургию, греки оставили нам всю европейскую философию. Мераб Мамардашвили, имя которого для нас безупречно и священно, сказал: «Вся история европейской философии есть лишь комментарий к Платону!» И правильно сказал! Комментарий к Платону.
Теперь, откуда взялась философия в Греции? Слушайте и запоминайте, потому что в книжках этого нет, а повторять я не буду. Греки оставили нам не только философию, они создали образ! Греки создали образ сакральной и гражданской архитектуры. Вообще-то мы о ней ничего не знаем. Только теоретически. Что из себя представлял греческий дом, называвшийся триклиниум, я рассказывала.
К сакральной архитектуре относятся такие сооружения, как Акрополь, Кремль. С главным храмом. Но дело заключается в том, что греки создали модульную архитектуру. И с тех пор как они создали архитектуру, как модуль, они создали модульную архитектуру. По сегодняшний день вся архитектура — модульная. У Корбюзье — этого великого революционера, создавшего новый тип урбанистической философии, архитектуру и гражданское зодчество XX века, есть пять работ — комментариев к античному модулю. Модулер один, модулер два, модулер три и так дальше. Он просто исследовал античный модуль по отношению к современному европейскому гражданскому зодчеству.
Но для греков модуль представлял собой диаметр основания колонны по отношению к ее высоте. То есть, это какие-то очень точные соотношения внутри архитектуры. Без этого она не смогла бы устоять. Но греки были очень плохими строителями. Вот архитекторами, фонтанирующими идеи, они были гениальными, а строителями — нет. Почему? Они в этом модуле не учитывали одной детали — соотношения между несомыми нагрузками. У них были такие тяжелые антаблементы и строили они из очень плохого строительного материала. Они строили из мрамора. А это плохой строительный материал — очень хрупкий. Хотя красота сумасшедшая.
Греки создали скульптуру. Они были скульпторами человеческого тела. Они делали только человеческое тело и ничего другого. И вот, клянусь вам, хотите крест на себя положу — равной скульптуры в мире больше не создавал никто. Я это говорю на том основании, что я все видела своими глазами и могу соотнести.
Однажды в Риме, я попала в городской музей, который имеет два филиала: один — в термах Диоклетиана, а второй — в центре города, недалеко от Пьяцца Навона. Вошла, а там пусто — ни души. И я увидела очень редкую вещь, которая воспроизводится всюду, как картинка. Это был триптих, который называется «Алтарь любви». Рождение Афродиты из пены морской и рядом изображение гетеры и матроны. Двух равнопочитаемых носительниц женского начала в Греции. И там была такая загородочка-веревочка и я, прямо через эту веревочку, варварски приблизилась к предмету. Никто даже внимания не обратил, ничего не звонит — хоть с собой уноси. И я буквально по миллиметру все посмотрела, а потом отошла. Я вам должна сказать, что до сих пор не понимаю, что видела. До сих пор, потому что тот модуль — это такое чудо! такая красота! такая одухотворенность и такая пластическая изысканность, что сравнить его не с чем. И вазу они создали. И все потому, что были создателями удивительной идеи — идеи золотого сечения. В основе архитектурного модуля лежит золотое сечение. Золотое сечение — это учение о гармонии, а гармония была у них в крови, потому что они мыслили человеческое тело, как часть божественного совершенства и совершенства божественной природы. Для них не существовало разницы в одухотворенности между листом лавра, деревом лавра, телом человека и небом. Для них это не расчленялось. Для них это был Абсолют, созданный богами и разлитый абсолютно во всем. И, следовательно, изображение должно было воплощать Абсолют. И я рассказывала тем, кто слышал, а тем, кто не слышал просто повторю: вся греческая скульптура выбиралась на основе конкурса, проходившего только среди художников и больше никого. Только они решали, какой скульптуре быть, а какой нет. И я рассказывала, что среди нескольких скульптур выбирали только одну, а остальные разбивали сами художники, на месте. Как говорил наш писатель Булгаков: «Не может быть осетрины второй свежести». Вы помните это знаменитое высказывание? Только первый сорт. Поэтому до нас дошли только гениальные произведения. А почему? Потому что не могло быть искажения Абсолюта. Они были поэтами.
Еще одной главной чертой Греции было то, что она дала миру идеи. Эйдос рождал эти идеи. Идеи! Они были творцами идей. И эти идеи живут до сих пор. Греческая культура просуществовала очень недолго. Где-то пятьсот с половиной лет. Не больше. Мы практически ничего не знаем о седьмом веке, как об искусстве. Считаем: седьмой, шестой, пятый, четвертый, третий. Все. Смерть Македонского и — все. Начинается другая эра. Македонский, как всякое гениальное явление, был величайшим греком и разрушителем греческой идеи. При нем Греция становится Грецией, и при нем же она исчезает. Начинается новая эпоха. Эллинизм. А это уже совсем другое. Например, всеми обожаемая Венера Милосская не является определением греческого искусства, а только эллинистического. И совсем она не красивая, и совсем она не прекрасная. Это так, все придумали и повторяют друг за другом, что весьма глупо. А потому что художественно она вовсе не такое творение. Складки грубые, особенно со спины, рук у нее нет и не было никогда, она так безрукой и была сделана. Почему — я вам не расскажу, вы на лекции не были, вот и не знаете. Приделывали, приделывали, ничего приделать не смогли, потому что их не было изначально. Чего там приделывать, если она была так задумана. И, вообще, очень многие и самые известные произведения являются предметами эллинизма. Конечно, вы мне сейчас скажите: «Паола Дмитриевна, а Гомер?» А я вам отвечу: «Гомер жил в девятом веке». Мы не имеем никаких, как вам сказать, артефактов. У нас нет ваз, домов, зато есть Гомер.
Я, конечно, прошу меня простить очень, не думайте, что я хвастаюсь, но у меня в одной из книжек есть глава о Гомере и я там все пишу. Называется она «Бессонница Гомера». Первая строчка Мандельштама: «Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины». Я там все написала и повторять не буду. А Гомер действительно был. Но что это было — сказать очень трудно. Он сделал одну вещь. Я сейчас скажу кое-что, но вы только буквально не воспринимайте мои слова. Только иносказательно. Вы знаете, что есть такой Афанасьев — собиратель русских сказок? А когда была создана русская сказка? Например, Константин Кедров считает, что в XVIII–XIX веках и очень хорошо доказывает это, а он очень большой ученый. Афанасьев их собрал, объединил и предъявил вот в таких трех томах. И какую сказку не пхни, она вся у Афанасьева. Вот и Гомер собирал и объединял. Он создал военную поэму, память о которой сохранилась на века. До сих пор мы постоянно пользуемся этими опытами — «Илиада» и память о странствиях по Элладе, по Средиземноморью — это «Одиссея». То есть, античное искусство начинается после греко-персидской войны. И развивается очень бурно. Нет такой минуты, когда бы мы о нем не помнили. Есть ли вообще в мире хоть одна страна, где каждую секунду не ставили бы чего-нибудь греческого? Ну, какую-нибудь «Антигону» или Царя Эдипа.
Не только греческая философия, не только современная философия есть комментарий к Платону, а все современное искусство — есть комментарий к греческой античности. В греческой культуре был один удивительный момент, о котором потом человечество только тосковало. Ностальгически тосковало, но вернуться к этому больше никогда не могло. У нее была необыкновенная цельность, в ней не было внутренней трещины, она стремилась к катарсису, к преодолению разногласий, к установлению вертикальной связи и гармонии. Царь Эдип, когда выколол себе глаза, воссоединил себя с первоначальной гармонией, потому что до этого, зная о своем грехе или не зная, он вел себя ужасно. Он убил отца, он сожительствовал с матерью, черт знает что делал, но он смог осмыслить самого себя. Греки к этому призывали: «Стань человеком. Ну, стань человеком!». А как ты можешь стать человеком, если у нас всегда виноват сосед? Они говорили: «Американцы не виноваты! Смотри в себя! Смотри в себя!» — они призывали людей смотреть в себя. И выражалось это у них через диалоги. Это культура диалогическая. Больше таких абсолютно диалогических культур не было. Потому что свободный диалог — это признак высокого уважения и демократии. Только диалог. Философия, записанная диалогически. Разговоры с учениками, драматургия — все это диалоги. Диалог — это есть принцип акустики. Это акустика, а акустика — это диалог.
Что значит акустика? Я вам хочу напомнить, как в «Мастере и Маргарите», один из самых мерзких героев — некто Семплеяров стоял во главе акустической комиссии. Расклад такой абсолютный. Я вам говорю — вы слушаете, что я вам говорю, но не слышите! То есть, ваше сознание не проникает в мое слово. А ваше слово не проникает в мое сознание. Я вас слушаю, но я вас не слышу.