Я даже не буду сейчас останавливаться на том, как Цезарь хватал из Египта обелиски. В Риме очень много египетских обелисков. Он хапал их, привозил и устанавливал там. А для чего? Что они обелиск сделать не могли? Не умели, да? Когда они триумфальные колонны делали! Конечно, могли. Он наводил мост между очень глубокой эзотерической философией — это, как мичуринский акт прививки. А самое главное было в том, что он знал: нет ни одной Империи в мире, которая существовала бы пять тысяч лет. А Египет существовал пять тысяч лет без всяких изменений. Он утверждал — здесь продолжение не Египта, а пятитысячного Рейха. Ему нужен был пятитысячелетний Рейх! Это он сказал: «Рим — вечный город». Вообще, в их языке — очень лаконичном, есть очень большая концепция: Рим — вечный город!
Во что верили римляне? Все религии, включая античную мифологию были для них декоративными. Им очень важна была Греция, начиная с Цезаря, но ему точно так же был важен Египет с его «культурной прививкой». И начиная с поздней республики в Риме было очень много греческих актеров, художников — они очень серьезно занимались искусством. О них надо говорить очень тонко, потому что они очень серьезные люди.
Вы себе представляете реку Рубикон? У нас в Пеннабилли течет речка Мареккья. Это ручей и если в нем прибывает вода, то вы будете стоять в ней по щиколотку. Я в этот момент всегда говорю, что Мареккья стала бурной, судоходной рекой. Она такая же, как и Рубикон. Вы думаете Рубикон при Цезаре был другим? Эта речушка течет по песочку и шириной, как эта комната. Камни под ногами, водица льется. И надо же устроить из перехода этой лужи такой исторический спектакль! Цезарь подвел к ней лошадей и сказал: «Жребий брошен!». И торжественно перешел через реку, которая была по щиколотку. Он провозгласил момент новой истории. Как Ленин: «Вчера было рано, завтра будет поздно». Все! Исторический момент обозначен. Они же у него все учились — у Цезаря. Потом, он этих коней посвящает Юпитеру. Тех самых, с которыми он эту лужу перешел. Специально построил для них загон, где эти кони паслись на травке. И когда накануне смерти Цезаря — а это все описано, надо только прочитать, это же совершенно фантастические, замечательные истории. Так вот, за сутки до смерти Цезаря, кони стали ржать, плакать большим слезами, сломали загородку и разбежались. Это была плохая примета. Шекспир, не будь дурак, упомянул это в Макбете. Ничего нового — повторил исторический эпизод. Все это очень театрально, все это очень обставлено. История должна иметь театральную постановку. Особенности мировоззрения, философствования, ничуть не походившие на греческие. Греки мифологию использовали, но она не являлась их философией. Она не была их мировоззрением. А у римлян была совершенно другая модель мира. Они считали, что мир есть театр, а люди в нем актеры. Это есть римская, настоящая религиозно-философское мировоззрение. И существует кукловод, и поэтому все мы с вами говорим: «театр военных действий», «театр политических событий», «играть роль на политической сцене». И это мы-то — христиане, говорим такие плохие римские слова. Это же римские слова. Это они говорили. Это не цитирование, это не прямое заимствование — это просто у нас в крови. И Рим, и Греция.
На самом деле, мы частично христиане. На самом деле, мы очень игровые, как и римляне. Это было единственное государство, в котором было дозволено самоубийство. Вы — марионетка, можете оборвать провода и сами решить свою судьбу. А что вы для этого должны сделать? А для этого вы должны просто пойти в похоронное бюро и купить там принадлежности для самоубийства. Я видела их тысячи раз. Это гениальная вещь какая-то! Человек покупает сам себе похоронные принадлежности. Вы же гражданин Рима, вы же не какой-то там бандит, который кое-как кончает собой, вы всё должны по правилам сделать. Так они это по правилам и делали. А как это было? В теплой ванне вскрывали вены. Это было не просто право каждого человека. Это же совершенно гениальная история, как они приговаривали друг друга к самоубийству. Как Сенеко приговорил Нерона. Он ему, что прислал? Известную всем вам, по литературе, пиратскую черную метку. И тот понял, что должен покончить жизнь самоубийством. Его никто убивать не будет, он сам должен сделать. А, как он должен это сделать? Пойти в похоронное бюро, все купить, прочитать внимательно инструкцию, затем найти предмет, к примеру скальпель, сесть в ванную при определенной температуре, найти вену и заснуть себе тихонько. Лучше, если вокруг тебя девушки поют, на арфе играют, вино пьют и ты, за компанию, напоследок.
Вот — театральность! Не как форма жизни, а как мировоззрение. Отсюда и вся архитектура, и строение города, и жизнь Тонино, его одежда с утра, кепка. Когда он получил премию Данателло на 90-летие, то, Российское правительство тоже наградило его за заслуги. И до того, как прийти на кинопремию, мы пошли в Российское посольство, за орденом. А это совпало с Днем Победы. Он одевался всегда шикарно — весь такой красивый стоит, травит истории. И он рассказал следующую — я, ей богу, лежала просто под стулом и мне пришлось потом выступить, так как это было непереносимо. Он рассказывал, как был в немецком плену. В плену он действительно был и работал на производстве чего-то такого, что никто не знал и не понимал. И каждый раз, когда он рассказывал, у него это производство становилось разным. И вот в посольстве, он рассказал новую версию. Производство было вредным — какие-то химические вещества, а он был обязан выполнять норму, которую выполнить не мог. И ему помогла в этом сначала Лорочка, но тут же спохватившись, так как этого быть не могло, извинился и сказал: «Простая русская девочка, партизанка Зина». И эта Зина сказала: «Антонио, ты не волнуйся, делай что хочешь, а я за тебя выполню норму». Вот вы смеетесь, а представляете, что с нами было. А наши представители сидят и у них глаза, как у собаки Андерсона крутятся, и они не понимают, что с этим делать. А он-то потомок древних римлян, он вышел и у него спектакль! Ему дали орден. День Победы на носу, то ли прошел, то ли подошел, и поэтому должна быть история, соответствующая ситуации. Он был красавцем — стоял в этом шарфе навыпуск, с рукой в кармане и рассказывал про простую партизанку Зину, которая выполняла за него норму. Ну, мне пришлось потом встать, выступить и сказать, что перед нами великий сказочник и волшебник. И все с облегчением вздохнули, а то представляете, такую историю выслушать? Они все такие были. Это философия, это в подкорке. И я должна сказать, что в связи с этим, мне необходимо коснуться одной темы, очень важной. Греки портретов не делали — им бы это в голову не пришло. Потому что портрет — это нечто. Такой же, как этот. Это идеальный образ мужа.
Перикл
Перикл. В шлеме, с бородой. Какие черты лица. А какой он был на самом деле? Легенда рассказывает, что на щите, который Афина Паллада держала на площади перед Акрополем, была изображена гигантомания, с изображенными на ней Фидием и Периклом. И судили Фидия якобы за то, что он изобразил себя и Перикла — то есть смертных в сомне бессмертных, и Перикл был на себя похож. Но Перикл — это условное изображение идеального вождя. Для римлян этого не существовало. Для них существовали только портретные персоналии. Они первыми в мире создали светский портрет, точно такой же, каким он существует и по сегодняшний день.
В основе портрета лежала маска. Римский портрет имеет два направления: частное — я могу прийти и заказать свой портрет; и государственный — государство заказывает портрет. Где делали все портреты? Практически все портреты делали в похоронном бюро. Похоронное бюро было просто центром жизни. Имя скульптора нет ни на одном из этих портретов. Оно не известно. А почему? А потому что портрет своим происхождением обязан похоронному обряду. Он развился из этого обряда. И вот здесь проявляется вторая черта римлян. Каждый мог заказать себе маску. В основе портрета лежит натуралистическая маска. Его делали также, как делали маску Пушкина, Высоцкого, Шиллера — технология не изменилась. Специальный состав гипсовый, марля. А откуда они взяли это? Вероятно из Египта. Но они делали иначе.
Зачем была нужна маска? Вот, посмотрите. Здесь изображен богатый римлянин с масками предков.
Богатый римлянин с масками предков
Им маска нужна была для атриума. Для внутреннего двора дома, где они и хранились, вместе с масками предков. У нас было принято хранить фотографии на стенах, впрочем, многие делают так и сейчас. И те жили в окружении семьи. И им было абсолютно все равно, красивый был предок или нет — главное, тот должен был находиться там. Это история семьи. Потому что ячейкой общества является семья. С тех пор, в европейской традиции ничего не изменилось, только портрет стали писать маслом, а позже делать фотографии.
Как такое не иметь портреты в доме?! Когда стали появляться новые римляне — богатые люди, а у них за спиной ничего не было, то они стали скупать у разорившихся людей их атриумы и выдавать их предков за своих. Почему? Чтобы получить дворянство. Это безумно интересно. Когда я бываю на Капитолийском Холме, а там есть музей, то я прихожу туда как к себе домой и смотрю на эти портреты. Я их всех знаю в лицо, я знаю их биографии. Были эпохи, когда эти портреты были грубыми — просто маски и все, а были эпохи, когда они были идеализированы. Были эпохи, когда они были профессиональными, например, при Адриане, при Августе Октавиане. Они приглашали греков, чтобы их делать. И очень любили делать портрет из цветного мрамора. Если вы идете по нашим дворцам 18-го века, то там можно встретить такие портреты. Вот почему я говорю: античность — есть наша прямая родословная. Мы ее наследники. Я не все вам рассказала о похоронах, потому что похороны — это замечательная вещь. Похороны собирали большое количество народу, и они все шли за процессией. Семья идет с предками, а за ними толпа валит и все идут на кладбище. А вы знаете, что в Риме был крематорий? Они сжигали, как и сейчас. Они землю не любили, они любили пепел. Очень часто этот пепел ставили у себя в атриумах и водружали над ним портрет предка. Это была немыслимая красота. Императору полагался семиэтажный костер — кремационные ямы имели настилы. Пять настилов — это сенаторы. Первым, на семиэтажном костре сожгли Цезаря. Он хоть и был убит, как узурпатор власти, но похоронен, как Император. А рядом с процессией шел актер. Наряженный и загримированный под покойника. Фейхтвангер, в романе «Иудейская война» описал, что, когда Нерон хоронил свою жену Сабину, то изображал ее или играл величайший греческий трагик Диметрий. Он был загримирован под Сабину, и все стекались смотреть на это, как в театр. А где брали актеров? В похоронном бюро. Человек приходил и заказывал похороны: маска, все похоронные принадлежности, актера. Все ждали одной минуты — выступления актера. Скажите, это театральная нация или нет? Разумеется! Итальянская психология. Ментальность. Я же привела пример с простой партизанкой Зиной? Это все нормально.
А Феллини какие фокусы устраивал! Посмотрите его фильмы. Это же сплошной театр. Рим играет в театр. Актер начинает говорить. Вокруг актера, особенно, если хоронили богатого человека, бывали целые скандалы. Актер готовил речь. Сначала рассказывал от лица покойного, какую он прожил святую жизнь, а тот при жизни, возможно, хапал, как только мог. Как он был маленьким, как он слушался маму, как любил всех вокруг, какая была идиллия в его семье. Судьба его была безупречна. Независимо от того, был ли покойный военным или гражданским лицом. Все стояли, слушали, вытянув шеи. А в финале обязательно должно было быть сказано: от чего или от кого тот помер. Даже если ему было 90 лет. Вот этого момента все ждали напряженно. Кто виноват? И тут разворачивались такие драмы, когда актер доходил до того места, кто ухайдакал усопшего. А, иногда, может быть случайно, актер мог и правду рассказать. Политические деятели ссылались на эти речи. Вот эпоха! Какие поминки! Кому они нужны? Тут разряжались так, как на стадионе. Посмотрите, как все связано. Мы приходим в музей, видим портрет, смотрим на него, как на предмет искусства, и все. А за ним-то стоит главное — за ним стоит жизнь, за ним стоит психология, культурно-художественный контекст цивилизации. И я всегда буду это повторять: Рим оболган! Специально. Это не значит, что они не были обжорами, друг друга не травили, не убивали и не были злодеями. Ну, мы, конечно, после этого прожили три тысячи лет и стали много лучше! Мы друг друга не убиваем, мы не обжоры и христианство нас очистило, облагородило, отмыло и мы просто засияли!
Они были такими же, как и мы! Но в отличии от нас строили хорошо, потому что очень верили, что они не тысячелетний Рейх строят, а вечный. Им внушили как следует, что они завоевали навсегда, они здесь навсегда и город они строят навсегда! И провинция такая же, как и столица. Это Империя! Всюду. Какие у них были дороги! Мы же сейчас по этим дорогам ездим. Есть же аэросъемка этих дорог. Подсчитывали, что если распрямить римские дороги, то ими можно обернуть земной шар несколько раз. Они же булыжники — вот такой величины, загоняли! Им же сносу нет. Когда Хрущев строил Рублевку, он знал, что ничего дальше не будет. Он говорил всем: что все будут жить при коммунизме, а сам знал, что не будет ничего. Если бы он знал, что будет коммунизм, он бы такие дома не строил. Он бы не строил бараки улучшенного типа. Он строил бы, как минимум, римские инсулы. Ведь это же не сознательно. Это бессознательно. А вот мы сейчас туда переселим тех, а еще и этих, и пусть себе живут! А потом будет коммунизм. А рассчитаны-то они на двадцать лет жизни… А когда римляне строили, они рассчитывали на три тысячи лет. Еще и очередь стояла, чтобы снести одну баню и поставить другую. Пусть тема их мира была предъявлена, как театр, но он был рассчитан на века. Они были строителями и строили государство. Я надеюсь, что убедила вас в этом.
Я ведь многого вам не рассказываю — у нас нет курса. А так. Это портрет Цезаря и подлинный портрет Клеопатры — он идентифицирован.
Один из портретов Клеопатры
Цезарь
Я видела несколько портретов Цезаря. Он был очень тяжело болен, у него был рак желудка на нервной почве. И он, как величайший политический стратег понимал, что республике пришел конец, что при такой большой территории она должна иметь единое управление, что губернаторы должны быть из единого центра и без этого никак не обойтись. Возьмем его старого товарища Катона. Он сделал его генерал-губернатором Испании, в Утике, после чего его стали называть Катон Утический. А что с ним делать, если весь Рим говорит: «Клянусь семьей Катона!» Потому что он честный и взяток не берет. И тот стал слать ему письма. Открытые. А вы знаете, что такое открытое письмо другу? Это значит читать будут все. Откуда я это все знаю? Есть гениальная работа «Катон Утический», великого немецкого исследователя Бюхнера, в которой он описал всю эту историю. Он просто гениальный публицист. А немецким источникам можно доверять полностью. Вы же знаете, что такое немцы догитлеровской науки. Это люди, которые всю жизнь сидели и капали, капали, капали. Он пишет прямо «А что ему было делать с Катоном? Он мешал, его и отправили генерал-губернатором». И он в своей работе приводит эти письма. Тот пишет Цезарю такую публицистику: «Республика умрет вместе с Катоном», «Ты предал республику», «Катон и республика — близнецы-братья». Вот такими словами. «Когда Катон умрет, умрет и республика, все будут говорить, что Катон трус. Нет, Катон не трус, но Катон не может пережить краха республики». Катон же не дурак и понимает, куда Цезарь клонит, а тот особо и не скрывает. Я вам это рассказываю, чтобы вы оценили, что такое их театральность — она страшная, она им жизни стоит, но они по-другому не могут. Есть портрет Катона с женой, так я должна сказать: о-о-о, страшная женщина была — квадратное лицо, руки как лопаты.
Катон с женой
Она такая была! Сыновьям угрожала. Он был похож на такого поручика — нос лопаточкой, носогубные складки глубокие и вид расстроенного мужичишки, а она такая здоровая. И у них такой двойной портрет, на котором ее здоровая лапа лежит на его хрупком плече. Так вот, когда она стала вдовой, то через нее шел весь заговор против Цезаря.