Когтистая лапка пихнул Мориса в спину. Тот важно шагнул вперёд и чинно кивнул, что-то добавив.
— А что, и меня бы поднял? — раззадорилась девица, и я к своему ужасу узнала Тифу. Ладно бы с кем другим болтал, но с ней?! С городской продажной девкой, которой нет разницы, с кем любиться, лишь бы монеты звенели!
Морис рубанул ладонью воздух, а Вис оскалился и демонстративно пал на колени, кланяясь коротышке. На меня словно ушат кипятка вылили. Знакомое чувство, нехорошее. Кожу обожгло, сквозь неё проступал чёрный узор, и я поспешила отойти от пламени, высвечивающего лица из полумрака.
Сама велела рыжему убираться. «Говори с кем-то более понятливым!» — и он нашёл, с кем говорить. Кто уж более понятлив, чем Тифа. Эта поймёт и не осудит, знай плати.
Я отошла к деревьям, в спасительную прохладу, способную остудить и кожу и сердце, но напоследок обернулась ещё раз. Пока ещё не совсем стемнело, лишь слегка сгустился воздух, но гуляющие всё больше жались к кострам, подгоняемые выползающей из леса тьмой. Где-то там, где огонь, тепло и бурлящая жизнь, остался наглый рыжий воришка. Что ж, там ему и место.
Я запустила руку в кошель и ощупью вытащила глиняный свисток в форме соловья. Кинула на землю и растоптала каблуком.
Глава 18. Чужими глазами
Я хотел всего лишь утолить любопытство. Увидеть, за чьи неудобства предлагают цену, достойную влиятельного купца, и отправиться по своим делам — в погоню за Воровским счастьем. Но задержался. Из азарта. Из тяги к авантюрам. Так я думал.
Полевые травы всегда горчат. Терпкий запах, не похожий на фальшивый аромат садовых роз, к которому я привык, бьёт по носу… и пьянит. Напившись его раз, уже не можешь наслаждаться другими цветами. Он сводит с ума, заставляет творить глупости и делать то, чего точно делать не следует. И теперь он вёл меня к ней. В сторону от праздника и веселья, от тепла и сладкого медового света костров.
Туман осторожно выглядывал из низин, готовый захлестнуть волной гуляния, но пока ещё опасающийся живого огня — обожжётся. Я всматривался в белёсые молочные пятна и не находил тебя.
— Куда же ты подевалась, ведунка? — но сырая трава, норовящая забраться в сапоги, промолчала. Промолчал и туман. А что ему ответить?