— Нет, — соврала я и, запрокинув голову, подставила губы для поцелуя, который Родерик тут же мне подарил.
Сейчас не время для любовных игр, но рядом с Родериком было так легко забыть и о цели, и о планах, и обо всем остальном. Хотелось плавиться в его объятиях, шептать его имя и гореть в нашем общем огне…
— Ты была немного странная с утра, — сказал Родерик. — Я точно не обидел тебя?
— Нет, — покачала я головой. — Сегодня ночью ты был таким нежным…
— Что тогда? — требовательно спросил он. — Поговори со мной, Арнелла. Я же вижу, что тебя что-то тревожит. Это из-за бала?
Я опустила ресницы, чтобы Родерик не увидел в моих глазах вспыхнувшей ярости.
— Давай начистоту, — предложил он и сплел свои пальцы с моими.
Огонь радостно устремился ему навстречу, но я удержала стихию. Кончики пальцев запекло, но постепенно пламя отхлынуло, затаилось, ожидая, когда я дам слабину.
— Моррен сказал, ты к нему заходила, — признался Родерик.
— Мастер Изергаст вообще умеет держать язык за зубами? — вырвалось у меня.
— Свои секреты он хранит со всей тщательностью, — усмехнулся он. — Арнелла, ты боишься императора? Я буду рядом, и никто тебя не тронет. Обещаю, что не оставлю тебя одну ни на секунду.
А вот это плохо. Если Родерик не спустит с меня глаз, то мой план, которого пока толком не было, заранее обречен на провал. Может, сказать ему? Но он ведь не ответит — хорошо, давай убьем императора вместе.
— Тебе непросто сейчас, — продолжил Родерик, и огонь из его рук ласково коснулся моих ладоней. — Твоя мать… пострадала. Ты переживаешь за нее. Ты злишься на императора, конечно…
Ох, нет! Он вот-вот догадается.
— Даже не знаю, как бы я себя чувствовал на твоем месте. Я был бы в ярости… Я бы…
В его глазах заалели отблески пламени, лицо потемнело от злости. Да, мы с ним из одного теста. Боги, замешивая нас, плеснули слишком много огня. И сейчас Родерик наверняка думает о том, что хотел бы отомстить за родного человека, что он бы не оставил это просто так. Как и я.
— Я целовалась с Эмметом! — выпалила я.
— Слава богам! — выдохнул Родерик.
Я уставилась на него с немым изумлением.
— То есть, это очень плохо, — быстро исправился он. — Но знала бы ты, о чем я сейчас думал… Значит, вот, что тебя тревожит? Арнелла, когда?