— Ага!
— Коммунар, значит? Так-так… — раздумчиво и, виделось, озадаченно протянул хозяин двора.
— Он матрос.
— Да знаю, знаю! — махнул рукой Терновой. — Чи я не знаю Антона? Дуже добре знаю. И матрос, и коммунар…
Перед его глазами всплыл тот далекий вечер, в который уже трудно поверить. По чистому ледку Берды звучно похрупывают коньки. Хлопцы, положив два лозовых прутика на порядочном расстоянии, стараются перепрыгнуть обозначенное место, взяв предварительно необходимый разгон. Все прыгали: и Антон Баляба, и Микола Солонский, и Гнат Дымарь, и Йосып-арап — все коммунские хлопцы. А Павло Шаповалов скликал своих до кучи, замышляя жестокую расправу. Когда Йосып с Антоном начали пускать «лисьи хвосты», то есть, набрав в рот керосина, пыхкать им на зажженную спичку, свистнул Павло диким свистом, от которого в ушах запершило, кинулся первым на коммунаров, вскинув над головой вербовую палку, словно кавалерийскую саблю. И Лука Терновой кинулся. Бил кого-то, с ног валил. Его тоже били, валили с ног. Антона он запомнил — первым на его пути оказался Антон. Но, видать по всему, Баляба его не заприметил. Сколько времени прошло с тех пор, сколько встречались в поле, в конторе колхоза, в лавке, просто на улице — не признаёт. Верно, не заметил, кто его первый секанул дубком по плечу.
Малое, казалось бы, событие, и в таком отдалении находится, а вот почему-то неловко о нем вспоминать. Война ведь прошла — не такая драка творилась, и в одном, русском, стане пребывали с Антоном. Казалось бы, кровью помирились — забыть бы про тот лед. Но нет, вспоминаются огненные всполохи, и чувствуешь себя вроде в чем-то виноватым, вроде бы ты не покаявшийся грешник. А почему, спрашивал себя. И всегда приходил к выводу: потому тебе муторно, что не в одном стане был с Антоном. С Павлом Шаповаловым водился. Верил тогда, что за Шаповаловыми сила, а не за коммунским народом…
— Так… значит, скидать штанцы не желаешь? — медленно проговорил Терновой, занятый совсем иной мыслью.
— Ни, — подтвердил Юрко.
— Молодчина! — похвалил потравщика хозяин. — Так и держись. — Подвел Юрка к сливовому дереву, что росло в палисаднике, натрусил бело-сахарных крупных слив, сказал: — Собирай, сынок!
Юрко не мог понять такой перемены. Стоял, озадаченно моргая ярко-синими очами.
— Собирай, собирай, страсть солодкие сливки!
Юрко и не подозревал, что за ним тогда следили две пары любопытных девчоночьих глаз. Они глядели из окна кухни, замирая в предчувствии жестокой расправы. Затем, перебежав в светлицу, наблюдали за тем, как Юрко набивает пазуху дорогими сливами, к которым отец редко когда дозволял касаться даже им, своим детям…
Однажды на танцплощадке, что расположена в парке, Юрко заприметил ее, выбрав одну из двух одинаковых, но для него очень разных сестер — Нину. Оставив микрофон, спрыгнул с эстрады на цементный настил площадки. Протянул к ней руки, и она пошла. Когда улеглось первое волнение, сказал ей, смешно шевельнув тонкими хвосточками усов, низко свисавшими по обеим сторонам рта:
— Меня зовут Юрием… А вас?
Девушка смешливо вскинула на него взгляд, ответила, обращаясь на «ты», как к старому знакомому.
— Я тебя знаю, — заявила просто и обычно. — Юрко Баляба! — излишне твердо, нарочито подчеркнула имя и фамилию. Что-то вспомнив, хихикнула, тотчас прижав рот к руке, легко покоящейся на плече партнера. Она помнила его с тех пор, с той его неудачной (а может, и наоборот) сливовой вылазки. Он ее тогда не знал, не видел, не мог видеть. Не за тем ходил…
…Сейчас, лежа на палубе рыболовецкой шхуны, глядя Юрку в лицо, Нина вспомнила белые сливы и то, как она тогда позавидовала ему, набившему сливами полную пазуху.
— Юрко Баляба, герой! — передразнила она того парнишку.
— Чего задираешься? — открыв глаза, спросил Юрко.
— Так, ничего…
ebooksa