— Раздевайся.
Протянул руки, чтобы взять пальто. Но застывший на месте Антон, казалось, и не думал раздеваться. Он тоже вытянул руки вперед, нащупал ими округлые, покатые плечи друга. Они обнялись крепко, до хруста в костях. Вздохнули надсадно. Чуть отстранясь, поглядели друг на друга, еще не веря, что встретились. Упав головами друг другу на плечи, стояли неподвижно, рыдали шумно, исступленно.
Жена Виктора Устиновича выглянула в прихожую, обомлела от увиденного. Внук тоже высунулся из двери комнаты, крикнул:
— Дедуня, куда ты задевал ножницы?
Бабушка втолкнула внука в комнату, бережно прикрыла дверь.
Опустив руки, стояли какое-то время, разглядывая один другого, не узнавая.
— Снимай пальто. — Приняв его от Балябы, как бы взвешивая на руках, заметил: — Не по сезону.
— Кабы знать, что у вас тут зима.
— Чуни свои тоже снимай, — указал глазами на бурки, — пусть ноги отойдут.
Антон, покряхтывая почти по-стариковски, пятка об носок снял обувь, размотал портянки, остался в одних белых шерстяных носках домашней вязки. Намеревался было так и шагнуть в комнату.
— Стоп-стоп! — Виктор Устинович покопался в обувном ящичке, что под вешалкой, нашел разношенные великоразмерные тапочки. — Вступи… Шапку-то, шапку подай сюда. — Потянулся к Антоновой голове. Взяв шапку, встряхнув ее, погладил, любуясь каракулем необычного, золотистого оттенка, поцокал языком. — Ракшальские дети! — одобрил.
Было видно, что и тот и другой медлили, растягивали раздевание, рады любой задержке. Им обоим хотелось задержаться подольше в прихожей, подольше перебрасываться обыденными словами, спокойными, умиротворяющими своей малой значимостью. Они как бы обжили этот первый плацдарм — прихожую, привыкли к ней и боялись ступить туда, дальше, в гостиную, где должен был состояться главный разговор. Обоих охватило чувство робости, ледяно сжалось сердце. Им показалось, что именно там, в гостиной, они увидят самое страшное: гроб с телом Юрия.
Они присели у стола. Справа возвышался сервант красного дерева, густо заставленный хрустальными рюмками и фарфоровыми, мало бывающими в деле чашками. Слева — диван-кровать. У дальней стены черное пианино. К низкому потолку, напоминающему невысокие потолки сельских хат, на короткой ножке-трубочке золотистого свечения прикреплена пятирожковая люстра, рожки разной окраски. Можно догадаться, что включенная на полную силу люстра дает обилие света, заливает гостиную веселым уютом. Но сейчас включены всего два рожка, потому во всем вокруг чувствуется притушенность, тихая настороженность.
Виктор Устинович, сцепив полные пальцы, положил руки на стол, застланный цветной, бумажного полотна, скатертью. Взгляд его опущен, лицо немотно выжидающее. Антон держал ладони на коленях, скользил безучастными глазами по предметам, не понимая, зачем он оказался здесь.
— Хорошо бы чаю с дороги, — предложил хозяин.
— Спасибо. Не треба, — устало выдохнул гость.
— Может, по рюмке?..
— Посидим трохи, — просяще ответил Антон.
Хозяин понимал, что молчать дальше нельзя, надо начинать разговор, и начинать должен он. Устало расцепив пальцы, поднес руку к горлу, разминая кадык, старался прогнать из горла загустевший холод. Словно подставляя голову под удар, сказал еле слышно:
— Не уберег…
ebooksa