— Трошки побегаю!
— Постой, что-то скажу!
— После!
— Канхвет дам!
— Положи в мою сумку с тетрадками!..
Не удержать его, ничем не приманить: убегает все дальше, убегает…
Все, что видит Антон, связывается теперь с памятью о сыне. Когда садился в самолет, подумалось: «Юраська любил летать». Когда сидел в Москве, во Внуковском аэровокзале, вспоминал слова сына, сказанные им об этом же вокзале: «Такой великий, что заблудиться можно». И дневная полярная темнота была знакома Антону тоже со слов сына, и бесчисленные озера, разбросанные среди увалистых сопок, и рыбы, и грибы, и ягоды, которыми богата тундра. Как легко и глубоко вошло все в сына, как жадно впитал он в себя этот край. Антону показалось, что сам он тоже знает эту землю давно, что он любит ее, что она вошла в него прочно, навсегда.
Всхолмленная пустыня. Кое-где щеточка темного леска. Отвесная каменная стена с причудливыми рисунками-трещинами. Малая речушка с непривычно голыми берегами. Глубокая ложбина со вспаханным полем, кучки навоза расставлены по полю крохотными сопками. «Неужели и тут сеют? А Юраська об этом не писал».
На старом деревянном мосту машина замедлила ход. Поскрипывал настил, едва заметно вздрогнули перила.
«Когда-то и он здесь проезжал. Вглядывался в блеклую воду реки, замечал развешанные для просушки сети. А вон и деревенька. Малое, всего в несколько тесовых домишек, поселение. Знать, не такая уж тут пустыня. Конечно, не полуденная степь, где из одной слободы видать другую, но все-таки…»
И снова каменные ущелья, глубокие провалы. Изредка, расплывчатые в замети, огни встречных машин.
«Может, они оттуда, из его города Снежногорска?..»
Над миром, над непроглядным небом, где-то в далекой высоте, шмелиный зуд реактивного самолета, еле уловимый, еле угадываемый. Обычным ухом его не поймать, но до предела обостренным…
Когда очнулся, увидел уличные фонари дневного света, белопанельные дома с окнами-сотами, плотно залитыми теплым желтым огнем. Понял: «Юркин город».
Машина поворачивала то влево, то вправо, объезжала разрытые канавы. Остановилась у пятиэтажного, светлой окраски, дома. Шофер проводил Антона на четвертый этаж, нажал кнопку звонка. Щелкнул запор. Дверь распахнулась широко. На пороге стоял невысокого роста, тучный пожилой мужчина. Антон почти не узнал Виктора.
— Заходи.
Он шагнул в прихожую, не зная, что ему делать, куда ступить дальше. Виктор Устинович сказал шоферу:
— Молодец. Спасибо тебе. Утром позвоню в гараж.
— Есть. — Матрос-шофер застучал по ступенькам вниз.
Алышев повернулся к Антону: