Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

Антону сдается, будто вся степь окутана бензиновым прозрачным чадом и нет от него никакого спасения. Охрим Тарасович Баляба, в потемневшей от пота синей рубахе, склоняется над рулем трактора. Вот он сбивает на затылок широкополый соломенный брыль, выключает скорость. Повернувшись на пружинистом сиденье всем корпусом назад, скрещивает руки над головой: все, мол, требую перекура!

Похожий на летчика, в темных пилотских очках с клеенчатыми тесемками, Антон торопливо спускается с мостика по трапу, подходит к трактору-тягачу. Сбив очки на лоб, темнея огромными глазищами, спрашивает отца:

— Чего бастуешь?

— Все, нехай ему грец! Душа запалилась. Внутри печет, будто угольев раскаленных наглотался. Пойду лягу под бричкой, может, трохи отпустит.

Антон, размазывая по лицу полосы пота и пыли, не соглашается:

— Что удумал! Надо ж хоть гон докончить.

— По холодку наверстаем!

Не глядя на Антона, отец удаляется в сторону лесополосы, где стоит бричка. Выбив чоп из бочонка, наклоняет бочонок правой рукой, левой подставляет ведерко. Нацедив воды, приподнимает ведро повыше, запрокидывает голову, пьет жадно. Вода течет по усам, обливая обнаженную грудь, темня рубашку на животе.

Антон следует за отцом.

— Не буду я в темноте в жмурки играть! Давай зараз робить, по солнцу!

— Чего ты прицепился, репей?! — ухмыляется отец.

Ему по душе Антоново нетерпение. «Жадный до работы — весь в меня, — удовлетворенно думает Охрим Баляба. — С таким не разленишься. Оно не грех бы и прилечь на часок, да что же его выводить из себя — он и так кипит, что вода в радиаторе».

— Охолонь трошки!

Антон принимает ведерко из рук отца, пьет, обливаясь. Чвыркнув водой сквозь зубы, вытирая рот подолом клетчатой рубахи, заметил о воде:

— Як из вонючего болота! Мабуть, возчик в ставке брал?

Еще и до края гона не дошли, как полетела крестовина. Затарахтело в барабане, затрясло «коммунар», словно в лихоманке. Антон отключил передачи барабана и косогона, остановил мотовило. Снова оказался на земле.

— Поскачу зараз до МТС. Я с ними поговорю, крестовина им в глотку! — бледнея широкими скулами, грозился он кому-то, видимо, ремонтникам.

— Ты не то… не больно кипи. Це бывает!

Сын отмахнулся от отцовских наставлений. Отдал шплинт и гайку, снял с оси крестовину, поднял отлетевший от нее охрупок, пошел к бричке, завернул поломку в кусок мешковины. Сняв путы с ног буланого, с подпрыжкой лег животом ему на спину, рванул с места в карьер.

— Вот колярный! — вслух удивился Охрим Тарасович. — Куда его нечистая понесла?! Можно ж было послать Васю Совыню — опух ведь, бедняга, валяясь в вагончике. — Махнул рукой. — Ну, лети, лети, хай тебе грец!