Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

Грачев, зная, что Гвоздин не увлекается выпивками, удивленный, приостановился.

— С расстройства, что ли? Зарвался ты сегодня. Неладно вышло. Такое впечатление.

— А мне плевать, ладно или нет, — рассердился Гвоздин. — Я партийный и делаю все по-партийному. Не могу молчать, когда вижу несправедливость. Пусть хуже будет мне, но чтобы общее дело не страдало. А некоторые молчат…

— На меня, что ли, намекаешь? — Грачев крякнул. — Нельзя мне говорить. Хвоев и так житья не дает, взъедается.

— А ты думаешь, молчанием спасаешься? Наоборот… Надо показать зубы. Ненавидит он тебя здорово. Я заметил, к каждому слову цепляется.

— Да, никак сработаться не можем, — согласился Грачев, передергивая плечами. — Придется в дежурный завернуть. Только я не при деньгах.

— У меня есть.

— Куда же теперь? — озадаченно спросил Грачев, когда они, приобретя бутылку, вышли из магазина. — Разве ко мне в кабинет? Закроемся на ключ — и порядок.

— Еще чего не хватало, — запротестовал Иван Александрович. — Неудобно, а потом, как без закуски? Можно к нам, но далеко. К вам ближе…

— Да, ближе, конечно… Тут вот, рядом, — неуверенно бормотал Грачев. Ему не хотелось вести Ивана Александровича в свой дом. — Жена у меня, понимаешь… Ну да ладно, пойдем. Пустим в ход дипломатию.

Почтительно пожимая белую мягкую руку хозяйки, Иван Александрович с горечью подумал о том, что в жизни много всяких нелепостей: «Вот Татьяна Власьевна — красавица, главный врач больницы. Фека перед ней настоящая кулема. Да, промахнулся он. Погнался за положением тестя. А пользы мало оказалось. Правда, поначалу старик помогал, поддерживал, а потом так все обернулось… Впрочем, и Татьяна Власьевна, кажется, не ангелочек. Коготки острые. Во всяком случае, муженька она держит взнузданным», — заключил Иван Александрович, наблюдая, как потемнели глаза, как властно сомкнулись красивые губы хозяйки, когда муж заикнулся насчет закуски.

— Вы уж извините нас, Татьяна Власьевна, — Иван Александрович придал своему лицу самое приветливое и почтительное выражение. В довершение Гвоздин как бы между прочим извлек из кармана и поставил на стол бутылку, давая этим понять, что пить он будет не на чужой счет.

— Решили потолковать за рюмкой…

— Да ничего… Пожалуйста… Я сейчас… — сказала хозяйка. — Вот только за водой схожу.

— А Валя не принесла? — спросил Грачев. — Ладно, я мигом обернусь. Ты, Иван Александрович, снимай пальто и проходи.

Гвоздин осторожно переступил порог, окидывая большую комнату зорким взглядом. Круглый стол из бука, диван с вытертой, но дорогой ковровой обшивкой, гнутые стулья, радиоприемник. «Знают толк в вещах», — подумал Гвоздин, останавливаясь перед шкафом, в котором за стеклом поблескивали золочеными корешками плотные шеренги книг. «Кто же их читает? Для декорации?.. — Иван Александрович взял с дивана толстый томик в хорошем переплете. — Лесков!» Листая книгу, Гвоздин натолкнулся на закладку.

…Татьяна Власьевна от рюмки отказалась не твердо, больше, видно, для приличия, а выпила ее решительно, единым духом. Вскоре она разрумянилась, в глазах заиграли лукавые блестки. «Хороша… Лицо без единой морщинки, а шея просто точеная. С дочкой они как две капли воды… Только ни за что не подумаешь, что она — мать Нины, скорее за сестру можно принять. Удивительно сохранилась». — Иван Александрович покосился на Грачева, который, наклонясь к тарелке, увлеченно, со смаком обгрызал баранью кость. Иван Александрович опять, уже более смело и выразительно, посмотрел на хозяйку. Татьяна Власьевна ответила на его взгляд улыбкой, от которой у него приятно закружилось в голове.

— Татьяна Власьевна! Петр Фомич! Выпьем за успехи в работе!

— Я больше не пью! — Татьяна Власьевна накрыла ладонью рюмку. — Не предлагайте. Бесполезно.

— За успехи? — Грачев подцепил вилкой увесистый ломоть хлеба, бережно пододвинул к себе рюмку. — Выпить, конечно, можно, только с нашим Хвоевым не добьешься успехов. Он любой успех обернет в неуспех. Как ни старайся — все без проку. Не берет нас мир.