Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

— И нечего смеяться, — обиделась Эркелей. — Что ж мне, век в девках сидеть! Двадцать седьмой пошел.

Клава сердито хмыкнула.

— Ты просто невозможная! Что он за человек? Знаешь?

Эркелей нахмурилась, отвела взгляд.

— Всех узнавать — жизни не хватит. Пока узнаешь — он уедет или другая подцепит. Вот и узнавай!

Клава сердито сбросила с себя одеяло.

— Нет, Эркелей, ты просто ненормальная, честное слово! Как же можно? Выскочишь, а потом будешь каяться. А он что, предлагает?

— Да нет, не сватал, а разговор заводил. Говорит, плохо бобылем. Уже под тридцать. Никому не нужен. Как собака, говорит, бездомная.

— Ой, врет он все! — убежденно воскликнула Клава. — Смотри, Эркелей, втюришься…

* * *

Свадьба была шумной. Жених напился еще накануне и целую неделю, как говорят, не просыхал. В обнимку с тестем они шатались по селу. Старик тесть, сорвав с головы круглую рыжую шапку, кричал:

— Вот какая мой зять! Ой-ля-ля! — и затягивал алтайскую песню.

Медовый месяц у Эркелей оказался недолгим. Вскоре она пришла на работу с подбитым глазом.

— Что с тобой? — удивилась Клава.

— Да так… — Она хотела сдержаться, не рассказывать, но не смогла. — Вытурила я своего… Полешком по горбу. — Эркелей громко расхохоталась. — Не было мужа — такой не муж. Пошел к черту! У него жен, может, сорок. Как бай. Лист этот… как его? Алиментный, что ли, прислали.

— Что я тебе говорила?

— Э, что там говорила! — рассердилась Эркелей. — Говорить все умеют.

После рождения сына, которого назвали Костиком, Эркелей удивительно похорошела. Взгляд ее черно-коричневых глаз приобрел постоянную мягкость, характер стал ровней, спокойней.

«Все, отвыбрыкивалась», — сказала как-то Марфа Сидоровна.

Жизнь Эркелей приобрела новый смысл. Об этом она сама сказала подруге: «Нашла, чего не теряла. Знаешь, как хорошо, когда ребенок. Есть о чем думать. Домой несусь, как белка в дупло. Схвачу его, грудь выну… Нет, не расскажешь! Да ты не поймешь. Я ведь тоже не понимала. Однако перейду я в свинарник. Тут рядом. За минуту домчусь».

Клава полюбила Костика. Когда ему перевалило за полгода, он стал сидеть между подушками, цепляться крючками пальчиков за все яркое. Клава жадно схватывала ребенка, нянчила и ловила себя на мысли: ей тоже хочется иметь вот такого малыша. Но ребенок доставляет счастье, когда есть отец и жизнь между родителями ладная. Для Эркелей же Костик больше, пожалуй, утешение, чем счастье. А мальчишка забавный. Глазенки круглые, черненькие… Вот и сейчас, подходя к свинарнику, Клава вспомнила о Костике. Наверное, спит еще. Вечером надо заглянуть.