— Откуда спозаранок? — поинтересовался Хвоев.
— С пятого, — сказал Зенков, — ночевал там в бригаде.
Еще несколько минут они молчали.
— Что-то вы себе медленно, — сказал Хвоев.
— А сев ведь не спортивные соревнования. В севе главное не время, а урожай. Будь моя воля, еще придержал бы зерновые. Почва не прогрелась.
Опять длинная пауза.
— Это хорошо — встретил вас. Кстати…
Хвоев косит глазами на Зенкова. Странный человек! Что ни говорит — лицо неизменно, как маска, с мрачно опущенными углами губ и большим, угрюмо нависающим носом.
— Тут у меня с директором нелады. Орал он вчера и ногами топал. А мне такое совсем ни к чему. Мне уж на пенсию скоро.
— Да в чем дело-то?
— Из-за бобов вышло… Видали прошлое лето у Ермилова бобы?
— Конечно, видал.
— Тогда тем более… Вот и я так хотел. Не квадратно-гнездовым, а ленточным, как у Ермилова. Ну, а Петр Фомич опрокинулся: «Своевольничаешь! Подводишь меня под удар! Хочешь, чтобы в фельетоне ославили?! Будет команда — пожалуйста, а до того не позволю». Вот потому и хотел вас повидать. Как считаете?
Зенков по-прежнему сидел нахохленный и мрачный, кажется, совершенно безразличный к тому, что скажет Хвоев. А Хвоев загорячился.
— Чего ж тут считать! Если все делать по команде сверху, тогда на кой черт агрономы на местах! Зачем они?
— Правильно! — Маска на лице Зенкова будто мгновенно растаяла. От скупой улыбки поднялись уголки губ, и нос висел не так угрожающе-мрачно.
— А я, товарищ Хвоев, все-таки сделал ленточным способом.
Петр Фомич встретил Хвоева как дорогого гостя. Лишь только Хвоев появился в дверях кабинета, Петр Фомич поспешно выбрался из-за своего большого стола под зеленым сукном и заспешил навстречу с протянутыми руками.
— Наконец-то!
В кителе защитного цвета и такого же цвета полугалифе, хромовых, начищенных до блеска сапогах, плотный, осанистый, Петр Фомич выглядел солидно и начальственно.