Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

Сенюш не шевелился.

Костер в его ногах давно потух, подернулся пеплом…

Глава одиннадцатая

Еще не было пяти часов, а Петр Фомич уже на ногах. Заглянув в комнату дочери, он увидел пустую нетронутую постель и поморщился. Хм!.. Ведь опять в дурах останется. Уже осталась…

Петр Фомич разжег на веранде керогаз, поставил на него чайник и вышел на крылечко. Рядом, у перил, стояла лопата. Грачев взял ее, примерился и с маху вонзил в землю. Вывернутый ком оказался черным, жирно лоснился. Грачев размял землю на пальцах — она рассыпалась творогом — понюхал и принялся энергично копать. Работа доставляла наслаждение, отвлекала от мыслей. А мысли были невеселыми. В последнее время он все чаще стал вспоминать Татьяну. Есть жена и нет ее. А почему так? Почему они как-то не заметно стали чужими. Его все время тянет увидеть ее, а приедет — обязательно разочаруется: все холодно, отчужденно…

Полчаса работы приятно разогрели Петра Фомича и приятно утомили. Опираясь левой рукой о лопату, правой он вытер со лба пот. Зачем он копает, для чего? Цветы посадить? Хорошо, когда цветы. Особенно здесь, у веранды. Вьюны там и еще какие-нибудь, чтобы яркие, крупные. Почему он раньше никогда не думал о цветах? Ведь одно удовольствие вечерком после работы присесть на ступеньку, а вокруг цветы, прохлада, сумерки. Сидеть, покуривая, думать, смотреть, как загораются звезды… А когда станет совсем темно и свежо, пойти в дом. Перед сном хорошо выпить стакан крепкого горячего чаю со свежим вареньем.

Вспомнив о чайнике, Петр Фомич заспешил на веранду. Чайник давно кипел. Пар вырывался из носика, брякал крышкой. Обжигая пальцы, Петр Фомич погасил керогаз, понес чайник в кухню, где уже возилась около печки его сестра Прасковья.

Выпив чаю, Петр Фомич пошел в контору. Надо было вызвать главного механика и поехать с ним на пятое отделение. Там не ладится с тракторами: один стоит с самого начала сева, у второго вчера подшипники полетели. Зиму в потолок плевали, анекдоты рассказывали, а теперь вот морочься.

Петр Фомич неожиданно подумал о том, что человек почти всегда считает себя непогрешимым. Собственное «я» всегда чисто и прозрачно, как стеклышко. Виноваты всегда другие. Вот и у него так, пожалуй. С Татьяной не ладится — она виновата. Трактора стоят — тоже виноват кто-то, но только не директор. И вот Хвоев стал уже виноват…

Вчера Хвоев не пробыл в его кабинете и пятнадцати минут, как позвонили из райкома. Девушка-секретарь спрашивала, не появился ли Валерий Сергеевич.

— Появился, вот он, рядом. — Петр Фомич подал Хвоеву трубку.

Из разговора Грачев понял, что приехал кто-то из Верхнеобска, и Хвоеву необходимо срочно вернуться в райком.

— Ладно, приеду. — Хвоев сердито сунул трубку Петру Фомичу. Тот положил ее на рычаг и поймал себя на том, что доволен поспешным отъездом Хвоева. Посторонний глаз всегда найдет, за что зацепиться. Это он по себе знает, еще когда был председателем райисполкома. И потом Петр Фомич с первого взгляда понял, что Хвоев не в духе. А «дух» — великое дело. Когда человек не в духе, он может ни за что разгром устроить.

— Вот всегда так! — возмущался Хвоев. — Хотел тут осесть и обязательно разобраться… Да разве дадут! Не то, так другое…

— Хорошо, если бы побыл. Помощи всегда рад, — Петр Фомич убеждал себя, что говорит искренне.

— Я приеду. Возможно, даже завтра. А сейчас скажу, Петр Фомич, прямо. Прошу не обижаться.

— Какая может быть обида, если для пользы, — Петр Фомич криво усмехнулся. — А потом… У нас есть основания говорить друг другу правду.

— Так вот, не туда ты гнешь, Петр Фомич! Методы не те. Без доверия к людям работаешь. Так ничего не выйдет. Я вот хотел как следует присмотреться, а потом собрать производственное совещание и обсудить все. Дела-то неважные.

— Есть недостатки. Сознаю… Тот не ошибается, кто ничего не делает. А я кручусь тут, как черт перед рождеством.

— С людьми ты ведешь себя как фельдфебель, а у самого заяц в душе. Почему Зенкову не разрешил сеять бобы так, как он считает нужным?