Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не волнуйтесь, я вам даже помогу за прилавком.

Рози Шоу показалась лишь после трех, вульгарная проституточка с плотно сбитым телом, одетая в слишком маленькие юбку и свитер. Глаза были циничные и нахальные, как и следовало при ее профессии, а резиновая улыбка подчеркивала это. Она достала из пластиковой сумочки квитанцию и десятидолларовую бумажку и бросила их на прилавок с торопливым и отсутствующим видом.

Пока Генри доставал ее вещи, я встал со своего стула. Она засекла меня так же быстро, как Ральф Каллахан, только в другом смысле. Глаза ее сузились, рот искривился и беззвучно выплюнул «легавый», и она уже была готова послать меня куда подальше, потому что я застал ее не на работе и не мог ничего предъявить ей. Она была слишком умна, чтобы дать поймать себя на пустой крючок, и готова была сорвать любую наживку, которую я мог предложить ей.

Она прощелкала в уме все возможные причины моего появления и, когда я ничего не сказал, нахмурилась, так как не могла найти подходящей фразы. Затем занервничала. Есть нечто странное в них, в тех, кто промышляет по ту сторону закона. Годами они занимаются одним и тем же делом, в одном и том же месте, с одними и теми же людьми, и это вырабатывает у них определенный стереотип поведения, который помогает им общаться друг с другом, но, если внимательно присмотреться, глубоко, на самом дне их пустых глаз можно разглядеть укоренившуюся ненависть, ненависть ко всем, кто находится по эту сторону закона. Мы их тоже ненавидим.

Но у нас есть преимущество. Мы можем просчитать их поведение и предсказать поступки. А они — нет. Они — те, кто запутался, мы — нет.

Я спросил:

— Разговор или прогулка, Рози?

— Слушайте, мистер…

Значок уютно разместился у меня в ладони.

— Разговор здесь, прогулка в участок. Выбирай.

Она пробормотала что-то про себя, потом огляделась.

— Чертов коп. Но не здесь же.

— Где?

— У меня здесь наверху комната. Где я живу, не работаю.

— Валяй. Даю тебе десять минут.

— Комната 4430. Второй этаж. — Она еще раз чертыхнулась, подхватила свои манатки и вышла.

Я выждал десять минут и направился вслед. На лестнице висел запах подгоревшего сала и прокисшей капусты, ступени были выбиты и выщерблены тысячами ног и засыпаны всяким мусором. Я нашел ее дверь, постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Рози сидела на столе с ногами, держа в руках бутылку пива и расположившись так, что я мог видеть довольно глубоко ей под юбку, вдоль гладкого мускулистого бедра.

— Я здесь по делу, Рози, так что эта выставка напрасна, — сказал я. Взяв стул, я повернул его и сел верхом, положив руки на спинку.

— Ну, коппер, выкладывай, чего надо.

— Давай начнем с Рене Миллса.