Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

— Какая бутылочка? — удивился Дик. И, приглядевшись, он увидел, что на флаконе красовалась этикетка: «Санз Ату».

— Как сюда попал этот флакон? — спросил Дик, но Миннс не смог ответить на его вопрос, и Дик отпустил его.

Когда он сидел за завтраком, вошел Томми.

— Ты здесь? — удивился он. — А я думал, что ты в Клектоне.

— Нет, с этим покончено, — ответил Томми. — Я вел себя самым скандальным образом, и мне дали отставку.

— В самом деле, очень приятно слышать, — беззастенчиво заявил Дик. — Уж не означает ли это, что теперь мне предстоит постоянно выносить твое общество?

— Нет, успокойся, — резко ответил Томми. — Я хотел лишь сказать, что между мною и Мэри все кончено. Это ужасно.

— Ужасно для тебя, для нее это, должно быть, облегчение. Как я понимаю, Мэри — это Мэри Дейн?

— Разумеется. А кто же еще? Одним словом, мы гуляли вчера вечером и слушали музыку. Я был счастлив, как ястреб, попавший на птичий двор. Старый Корнфорт ложится спать уже в девять часов. Я пригласил ее погулять, и она приняла мое приглашение. Когда мы сидели на скамеечке, я незаметно просунул к ней в сумочку небольшой сувенир. Я его купил в Лондоне и истратил уйму денег. Все обошлось бы как нельзя лучше, если бы я не вытянул нечаянно пробку. Но разве я знал, что случится нечто подобное и все выльется?

Дик вскочил.

— Что ты собирался подарить ей?

— Флакон духов. Последний крик моды — духи «Санз Ату». И представь себе, что когда она это заметила, то страшно рассердилась. Она стала кричать, что ненавидит меня, что никогда не простит мне этого, но все же флакон она оставила себе.

На Дике лица не было.

— Уж не болен ли ты? — участливо осведомился Томми.

— Нет, продолжай рассказывать, и должно быть, она оставила тебя и ушла?

— Нет, я ее оставил. У нас произошла настоящая любовная размолвка.

— Что ты сказал? — строго переспросил Дик.

— Одним словом, я тоже рассердился, встал и ушел. А когда возвратился, она уже прошла в дом.

— В котором часу случилось все это?

— Около десяти часов вечера. Может быть, немного раньше. Ведь я никогда не знаю, который час.