Мы и в самом деле были счастливчиками, пожалуй, даже чересчур. Наверное, это несправедливо: ведь вся наша семья – бездельники, живущие за счет трастового фонда. Папа всегда уделял мне куда больше времени, чем другие отцы. На работу он уезжал после того, как я уходил в школу, а к тому времени, как заканчивались уроки, уже ждал меня дома. Если не было никаких дел, мы ехали играть в гольф. Мама – красивая, еще молодая женщина тридцати пяти лет, склонная к разным шалостям, и мои приятели ее просто обожали. Я даже подозревал, что кое-кто из них, хотя бы Люк Редхилл, в своих влажных мечтах представляли себе именно ее – поэтому и ко мне относились по-дружески.
– А почему ты считаешь, что на озере безопасно?
– Это тебе кто сказал?
– Зачем же мы туда едем?
– Едем, чтобы разжечь уютный огонь в камине, поспать допоздна, – пожала плечами мама, – наесться на завтрак оладьев и до обеда ходить в пижамах. Да, мы опасаемся за свою жизнь, и все же это не повод прозябать все выходные.
Она положила руку на папин затылок, играя с его волосами, и вдруг напряглась, вонзив ноготки ему в шею.
– Джек… – пробормотала она, быстро глянув в темноту за окошком. – Пригнись, Джек, пригнись!
Мы выехали на шестнадцатую дорогу – длинное прямое шоссе с узкой разделительной полосой, в разрыве которой припарковался какой-то автомобиль. Как только мы его миновали, водитель включил фары. Я на секунду обернулся, рассматривая машину, и нырнул вниз. Элегантный серебристый «Ягуар» вырулил на дорогу и набрал скорость, следуя за нами.
– Говорила тебе – не попадись на глаза незнакомцам! – сказала мама. – Давай быстрей, Генри. Оторвись от них!
Папа придавил педаль газа, и мы понеслись в темноту. Я привстал на колени и вцепился в сиденье, напряженно вглядываясь в заднее окно. С какой бы скоростью мы ни ехали – та машина не отставала, проезжая повороты со спокойной, угрожающей уверенностью. Я едва дышал от волнения. Мимо проносились дорожные указатели – так быстро, что и не прочитать.
«Ягуар» преследовал нас мили три, после чего свернул на стоянку придорожной закусочной. Я повернулся. Мама держала в губах сигарету, приложив к ней пульсирующий оранжевый глазок прикуривателя. Отец, сбавив скорость, тихо напевал под нос, покачивая головой в ритм незнакомой мелодии.
Я бежал сквозь ночь, не разбирая дороги, и кинжальные порывы ветра били мне в спину и в затылок. Мама догнала меня, и мы бросились к крыльцу. Коттедж у самой воды стоял с темными окнами. Отец заглушил двигатель, выключив фары, а дом стоял практически в лесу, и фонарей на подъездной дорожке не было. Чуть дальше блеснуло озеро – словно дыра в теле земли, заполненная кромешной тьмой.
Мама открыла дверь и пошла по коридору, зажигая свет. Центром коттеджа была обычная, хоть и большая комната с выступающими балками потолка и бревенчатыми стенами со свисающими с них ошметками красноватой коры, как в экоотеле. Слева от двери стоял комод с зеркалом, затянутым черной тканью.
Пытаясь отогреться, я сунул руки в карманы и подошел к комоду. Сквозь полупрозрачную черную кисею на меня глянула туманная, размытая фигура – мое собственное отражение. Сделав шаг назад, я заметил маски. Зеркало покоилось на двух тонких опорах, с каждой из которых свисало несколько масок наподобие тех, что носил Одинокий рейнджер, – закрывающих лишь глаза и часть носа. К одной из них, усеянной блестками, были приделаны усы. Надев такую масочку, становишься похожим на мышь, обсыпанную алмазами. Еще одна – из богатого черного бархата – отлично подошла бы какой-нибудь куртизанке, направляющейся на бал-маскарад при дворе короля Эдуарда.
Остальные комнаты коттеджа также были искусно украшены масками, свисавшими с дверных ручек и спинок стульев. Одна из них гневно взирала на меня с каминной полки – этакий сюрреалистический демон из лакированного алого папье-маше с кривым клювом и перьями вокруг глаз. В такой здорово играть «Красную смерть» в постановке по Эдгару По.
Самая неприятная висела на запоре одного из окон. Перекошенная, прозрачная, она смотрелась точь-в-точь как человеческое лицо, высеченное из неправдоподобно тонкой ледяной пластинки. Я даже вздрогнул, заметив, как маска словно выступает из оконного стекла. Полное ощущение, что на крыльце парит призрак, вглядываясь мне в глаза.
Дверь распахнулась, и в дом вошел нагруженный багажом отец. Из-за спины раздался голос мамы:
– В юности мы с твоим папой частенько сбегали сюда ото всех на свете. Постой-ка… Придумала! Давай сыграем? Пока не уедем, ты должен догадаться, в какой комнате мы тебя зачали.
Маму хлебом не корми – дай только смутить меня откровенными воспоминаниями о подробностях их с папой отношений. Я нахмурился, бросив на мать укоризненный (уж насколько вышло) взгляд, и она расхохоталась. Каждый из нас идеально сыграл положенную ему роль.
– Почему все зеркала занавешены?