– Да, – пообещал я.
Эдди вскочил на ноги.
– Мне пора. Ужинаю с двоюродным братом. До завтра.
Я подождал, пока не хлопнула входная дверь. Потом встал – неуверенно, как пьяный. Шатаясь, выбрался в холл и стал подниматься по лестнице. Где чуть не споткнулся о Морриса. Он сидел на шестой от начала ступеньке, положив руки на колени, с бесстрастным лицом. Из-за темной одежды только это лицо и виднелось в полутьме. Сердце у меня екнуло. Я застыл, уставившись на него. Он смотрел на меня в ответ со своим обычным инопланетным выражением.
Значит, он слышал и конец разговора. В том числе, и обещание Эдди убить его, если он проговорится. Но я был почти уверен, что брат ничего не понял.
Я обошел Морриса и ввалился в свою комнату. Закрыл дверь и заполз под одеяла, прямо в одежде, как мечтал все это время. Стены вокруг плыли и качались, словно при морской болезни, и я натянул покрывало на голову, пытаясь загородиться от этого неустойчивого мира.
Все следующее утро я просматривал газеты, пытаясь обнаружить информацию, вроде: «Нападение с эстакады. Девочка лежит в коме», однако ничего подобного не нашел.
Днем я позвонил в больницу и стал расспрашивать про аварию на сто одиннадцатой дороге, ту, в которой машина скатилась под откос, стекло вылетело, и пассажиры пострадали. Голос мой звучал испуганно и неуверенно, и администратор поинтересовался, кто я вообще такой. Я повесил трубку.
Через несколько дней, роясь в карманах куртки в поисках жвачки, я наткнулся на скользкий, словно бы пластиковый квадратик. Вытащил – и уставился на фото ублажающей себя Минди Акерс. В животе закрутило. Я рывком открыл комод, кинул туда фотографию и со стуком задвинул ящик. Один взгляд на снимок лишил меня дыхания, заставил вспомнить врубившуюся в дерево «Вольво», буквально выпавшую из него, схватившуюся за глаз женщину. «Господи, Эми!» К тому времени воспоминания о случившемся затуманились. Иногда мне казалось, что на лице блондинки виднелась кровь. Иногда – что кровью было забрызгано лежавшее на снегу стекло. А иногда – что откуда-то слышался пронзительный, как свист чайника, крик покалеченного ребенка. Это воспоминание было стряхнуть тяжелее всех. Кто-то явно кричал, я был в этом уверен. Кто-то, кроме женщины из машины. Может быть, я.
Я не хотел иметь с Эдди ничего общего, однако не мог от него отделаться. Он садился рядом со мной в классе, строчил записки, на которые приходилось отвечать, чтобы он не решил, что я его игнорирую. Приходил без спроса после уроков, садился смотреть телевизор. Приносил и расставлял шашки, пока мы глядели «Героев Хогана»[21]. Теперь я понимаю – да и тогда, наверное, понимал, – что он лип ко мне специально, приглядывал за мной. Он знал, что нельзя позволить мне отдалиться, потому что, если мы перестанем быть друзьями, я способен на что угодно, даже на явку с повинной. И еще он знал, что у меня не хватит пороху оборвать дружбу, что я не смогу не открыть, когда он звонит в дверь. Что я плыву по течению, с какой бы проблемой ни столкнулся, вместо того, чтобы попытаться что-то изменить, пусть и рискнув собственным комфортом, и боюсь открытого противостояния.
Как-то раз, недели через три после аварии на сто одиннадцатом шоссе, я обнаружил Морриса в своей комнате у комода. Верхний ящик был выдвинут. В одной руке брат сжимал лезвия для макетного ножа. В комоде было полным-полно всякой мелочовки – шнурков, скрепок, клейкой ленты, – и когда Моррису для бесконечного строительства чего-нибудь не хватало, он обшаривал мои запасы. В другой руке брат держал злополучное фото трусов Минди Акерс, которое поднес чуть ли не к самому носу, разглядывая его круглыми, непонимающими глазами.
– Нечего рыться в моих вещах! – рявкнул я.
– Правда, жаль, что лица не видно? – отозвался он.
Я выхватил у него снимок и кинул обратно в ящик.
– Еще раз залезешь – убью!
– Ты говоришь, как Эдди, – отметил Моррис и, склонив голову, уставился на меня. Последние несколько дней мы почти не виделись – он пропадал в подвале дольше обычного. Его узкое, тонкокостное лицо было еще тоньше, чем мне помнилось, и я вдруг как-то особенно четко разглядел, какой он по-ребячески хрупкий и невесомый. Ему было почти двенадцать, а на вид казалось, что не больше восьми. – Вы еще дружите?
Издерганный событиями последнего времени, я, не подумав, ответил:
– Сам не знаю.
– А почему ты не скажешь ему, чтобы больше не приходил? Почему не прогонишь? – Моррис подошел слишком близко и глядел на меня немигающими, как блюдца, глазами.
– Не могу, – ответил я и отвернулся, не в силах выдержать пытливый взгляд. Я и без того был на грани, нервы как струны. – Я бы хотел. Но его никто прогнать не может. – Я прислонился к комоду, на миг прижался к нему лбом и добавил сдавленным шепотом, едва слыша самого себя: – Он меня не отпустит.
ebooksa