Черный телефон

22
18
20
22
24
26
28
30

Входная дверь была приоткрыта, и Макс поднялся на крыльцо; мимо отцовского кресла-качалки пробирался съежившись, с опаской поглядывая на хлыст. Впрочем, хлыста он боялся напрасно – отец, вскочив, схватил его за кисть руки и сжал так, что сын скривился от боли.

Старик с шипением втянул в себя воздух. Опыт подсказывал: сейчас начнется…

– Ты ведь имеешь представление о наших врагах? И все-таки считаешь возможным развлекаться с приятелями дотемна?

Ответить не удалось – горло вновь перехватило, и Макс, лишившись смелости, проглотил вертевшиеся на языке слова.

– Я не жду, что Рудольф чему-то научится. Он – американец, а в Штатах считается, что ребенок должен учить родителей. Вижу, как он на меня смотрит, когда я пытаюсь что-то сказать. Сдерживает смех, и только. С ним дело швах, но ты? Если Рудольф не слушается, то делает это намеренно. Пытается меня разозлить. Ты же словно впадаешь в ступор, потому и не подчиняешься. Глаза бы мои на тебя не смотрели! И нечему удивляться. У мистера Барнума есть лошадь, умеющая складывать простые числа. Говорят, это лучший номер в его цирке. Если я вдруг увижу, что ты осознал мои слова, для меня это будет не менее удивительный номер.

Он отпустил руку сына, и Макс неуверенно отступил, потирая ноющую кисть.

– Уйди с глаз долой! Можешь прилечь отдохнуть, наверняка у тебя сейчас гудит в голове – умные мысли тщетно пытаются пробиться наружу.

Отец постучал по виску.

– Да, сэр, – сказал Макс, почувствовав, как тупо и угрюмо прозвучал его ответ.

Интересно… У отца тоже есть акцент, только у старика речь вполне образованного гражданина мира, а в устах Макса тот же самый выговор немедленно выдает в нем недалекого голландского фермера. Сразу видно: этот парень горазд доить коров, однако замрет в страхе и смятении перед открытой книгой… Макс перешагнул порог, не видя, куда идет, и стукнулся головой о свисающую с притолоки гроздь чеснока. Отец насмешливо фыркнул вслед.

Макс сел в кухне. На дальнем конце стола горела лампа, тщетно пытаясь разогнать заполнивший комнату мрак. На столе лежал открытый учебник английской грамматики. Не до учебника… Он не мог найти в себе сил чем-то заняться и неподвижно сидел, высматривая Руди.

Через некоторое время стемнело настолько, что ни дороги, ни брата, наверняка приближающегося к дому, уже не различить. Верхушки сосен темными пиками вонзались в небо, и света на улице было не больше, чем от догорающих в костре угольков. Вскоре погасли и эти слабенькие отблески. Небо обсыпали светящиеся точки звезд. На крыльце тихо поскрипывало отцовское кресло-качалка. Макс схватил себя за волосы, твердя как заклинание: «Руди, вернись!». Когда уже закончится томительное ожидание…

Наверное, так прошел час, а может – минут пятнадцать. Наконец до него донеслось неспешное шарканье ног по известняковой обочине дороги; впрочем, Макс подозревал, что весь путь Руди проделал бегом. Брат заговорил, и Макс убедился: да, бежал. Руди пытался выдерживать свой обычный шутливый тон, однако, запыхавшись, не говорил, а палил очередями:

– Прости, прости… Это миссис Качнер… Кое-что произошло. Просила помочь. Знаю, что поздно…

Кресло остановилось. Скрипнули доски крыльца – отец встал.

– Да, Макс рассказывал. Удалось прибраться?

– Угу. Арлин подсобила. Она пробегала через кухню, как сумасшедшая, и миссис Качнер… э-э… уронила стопку тарелок.

Макс прикрыл глаза, дернув себя за волосы.

– Миссис Качнер не следует переутомляться. Она неважно себя чувствует. Боюсь, ей даже с постели встать непросто.

– Я тоже так решил, – поддакнул Руди, не поднимаясь на крыльцо. Похоже, наконец отдышался. – Еще ведь не совсем темно?