Разумеется, Максу уже приходилось бывать в отцовском кабинете. Порой Абрахам приглашал их «на беседу», что означало: отец будет говорить, а сыновья будут слушать. Через окно он входил впервые. Свесившись головой вперед, с запозданием понял, что пол находится в трех футах от подоконника, и он наверняка воткнется макушкой в паркет. Углядев в падении круглый журнальный столик рядом с креслом, Макс оперся рукой о столешницу, слегка замедлив полет, и, увлекаемый силой инерции, обрушился вниз. В последний миг ему удалось вывернуть голову, так что основной удар пришелся в правое плечо. Мебель в комнате подпрыгнула; столик перевернулся, и предметы, лежавшие на нем, разлетелись по комнате. Раздался звон стекла, доставивший Максу куда больше неприятных ощущений, чем боль в голове или плече.
Руди сидел на полу в ярде от брата, продолжая глуповато улыбаться. О скомканном в кулаке письме он, похоже, забыл.
Столик, к счастью – целый, лежал на боку. Зато разбилась стоявшая на нем пустая чернильница, – ее осколки поблескивали у ног Макса. Стопка книг рассыпалась по персидскому ковру, а несколько документов все еще плавали в воздухе, один за другим с шелестом опускаясь на пол.
– Все из-за тебя! – заявил Макс, уставившись на чернильницу и вздрогнул, осознав, что точь-в-точь повторил отцовские слова, сказанные несколько дней назад.
Он терпеть не мог, когда в нем проглядывал отец, вещая его, Макса, голосом, используя сына как никчемную пустоголовую марионетку.
– Выбросим ее, и всего делов, – сказал Руди.
– Он помнит, где что лежит. Увидит, что чернильницы нет.
– Можно подумать! Он запирается, чтобы хлопнуть бренди, а потом бьет балду на диване, пока не заснет. Я здесь сто раз был. Месяц назад прибрал зажигалку, так он до сих пор не заметил пропажи.
– Чего-чего? – вытаращился Макс на младшего брата с удивлением и некоторой завистью.
По всем канонам совершать рисковые поступки, а потом небрежно упоминать о них надлежало именно старшему брату.
– Кому это ты втихаря кропаешь письма? Я подглядывал, когда ты писал. «Помню, как держал тебя за руку…» – насмешливо произнес Руди дрожащим от притворной страсти голоском.
Макс кинулся на брата, но опоздал – тот отдернул руку и глянул в начало письма. Улыбка мигом сошла с его лица, и Руди задумчиво нахмурился. Макс, воспользовавшись моментом, выхватил листок.
– Это ты… маме? – в замешательстве спросил братишка.
– Всего лишь домашнее задание. Учительница просила пофантазировать, кому бы мы хотели написать. Говорила, что адресат может быть воображаемым или, допустим, известной личностью. Сказала, что можно обращаться и к давно умершему человеку.
– И ты его сдашь? Хочешь, чтобы миссис Лауден прочла твое письмо маме?
– Пока не знаю – я его даже не закончил.
Еще не договорив, Макс понял, что совершил ошибку, позволив себе увлечься очарованием предложенного задания, вообразить, что было бы, если… В его письме проскальзывали слишком личные переживания, о которых никому знать не следует. Например, «Ты единственная, с кем я не стеснялся разговаривать. Мне без тебя так одиноко…» Он и вправду вообразил, что мама прочтет эти строки. Может, ее призрак заглянет сыну через плечо и грустно улыбнется, наблюдая, как скользит по бумаге его ручка. Глупая, слезливая мечта! Максу стало здорово не по себе. Черт его дернул поддаться искушению…
Мама была уже очень больна и слабела день ото дня, когда скандал вынудил их семью покинуть Амстердам. Они немного пожили в Англии, однако слухи об ужасных проступках отца – Макс не слишком представлял себе, в чем они заключались, – настигли их и там. Пришлось переехать в Америку. Отец надеялся, что получит должность преподавателя в Вассарском колледже. Был настолько уверен, что выгреб почти все из семейной кубышки, купив симпатичную ферму неподалеку от колледжа. Однако, встретившись в Нью-Йорке с ректором, услышал, что тот, будучи в здравом уме, не позволит доктору Абрахаму ван Хельсингу бесконтрольно заниматься с молоденькими девушками, еще не достигшими совершеннолетия.
Только теперь Макс осознал: отец убил маму. С таким же успехом он мог придушить ее, больную, подушкой в постели. Дело даже не в переездах, хотя и в них не было ничего хорошего для беременной, ослабленной хроническим заболеванием крови женщины, у которой при малейшем касании появлялись синяки на коже. Ее убило унижение. Мина не пережила позора, в который погрузили семью поступки отца.
– Ладно, – сказал Макс. – Давай наведем порядок и уберемся отсюда.
ebooksa