– Конец игре! – закричал Максимилиан. – Рудольф, нам пора!
«Пора» прозвучало как
Макс звал брата, пока не охрип, однако на его крики на крыльцо выползла лишь миссис Качнер, зябко обхватив себя руками. Еще год назад миссис Качнер была приятной полненькой женщиной с ямочками на пухлых, вечно румяных от кухонного жара щеках. Теперь же ее лицо выглядело изможденным: кожа туго натянулась на скулах, а глаза в запавших глазницах сверкали горячечным блеском, словно у птички. Ее дочь Арлин, которая сейчас играла в прятки вместе с Руди, как-то шепнула Максу, что мать по ночам не убирает от постели жестяное ведерко. К утру емкость на четверть дюйма заполняется дурно пахнущей кровью, и отец выносит его на двор.
– Можешь не ждать, если торопишься, дружок, – предложила соседка, – я скажу твоему братишке, чтобы он бежал домой, когда выберется из своего схрона. Уж не знаю, куда они спрятались.
– Я не разбудил вас, миссис Качнер? – спросил Макс, и та покачала головой, однако его не отпускало чувство вины. – Простите, что заставил вас выйти на улицу. Мне не следовало так кричать. Стоило ли вам вставать с постели? – неуверенно добавил он.
– Ты никак в доктора записался, Макс ван Хельсинг? Думаешь, мне недостаточно твоего отца? – слабо, одним уголком рта улыбнулась женщина.
– Нет, мэм. То есть конечно, мэм.
Руди на его месте наверняка сболтнул бы что-нибудь смешное, заставив миссис Качнер рассмеяться и захлопать в ладоши. Ему бы на радио выступать, в детских развлекательных программах – стал бы звездой. А Макс вечно терялся, мучительно искал слова и остроумием не блистал. У него сохранился дурацкий акцент, из-за которого Макс чувствовал себя неловко и говорить старался поменьше. Хотя дело было не только в произношении – такой ему достался характер. Преодолеть природную скованность удавалось нечасто.
– Строг отец, не любит, когда вы возвращаетесь затемно, а?
– Да, мэм.
– Таких родителей пруд пруди, – продолжила миссис Качнер. – Привозят в Америку свои обычаи. Кстати, не думала, что мой доктор окажется суеверным – ведь такой образованный мужчина…
Макс едва сдержал желание передернуть плечами. Сказать «суеверный» – считай, что ничего не сказать.
– И с чего бы ему беспокоиться за таких ребят, как вы? Представить не могу, чтобы вы хоть раз в жизни доставили ему неприятности.
– Спасибо, мэм, – ответил Макс.
На самом деле ему хотелось попросить миссис Качнер вернуться в дом и лечь в постель. Похоже, у него странная аллергия на выражение настоящих чувств. Нередко Макс испытывал спазм в горле, когда нужно было сказать нечто дельное – просто не хватало воздуха. Он честно собирался предложить свою помощь, воображал, как берет соседку под локоть, ощущая запах ее волос; говорит ей, что по ночам молится за ее здоровье, пусть этим молитвам грош цена. Молился когда-то за родную мать, а что толку?
– Беги уже, – вздохнула миссис Качнер. – Отцу скажешь, что я попросила Руди задержаться – помочь мне справиться с бардаком на кухне. А я отправлю его следом.
– Да, мэм. Спасибо, мэм. Пусть поторопится, хорошо?
Выйдя за калитку, он обернулся. Миссис Качнер стояла, прижав к губам платок, но тут же отняла его ото рта, заметив взгляд юноши, и весело махнула на прощание. Ее милый жест заставил Макса почувствовать себя совсем худо. Он махнул в ответ и отвернулся. Звук ее хриплого, лающего кашля преследовал его почти всю дорогу, словно злющий пес, сорвавшийся с привязи.
Когда он добрался до дома, солнце уже ушло за горизонт. Небо потемнело, лишь на западе пылала узкая полоска. Отец сидел на крыльце. Высматривал их с Руди, перебирая пальцами хлыст. Макс остановился внизу, ожидая, что скажет старик, однако тот молчал, пряча взгляд под лохматыми седыми бровями. Наконец Макс сдался и заговорил первым:
ebooksa