Гостья

– Она сказала, что я был единственным человеком, который не стремился лечить ее настроение холодным душем, – сказал Пьер. За безучастностью его голоса проглядывало легкое удовлетворение чувствовать себя до такой степени незаменимым. – А потом в какой-то момент она заявила с восторженным видом: «Вы и я, мы не нравственные создания, мы способны совершать гнусные поступки». И поскольку я возражал, она добавила: «Это из-за Франсуазы вы хотите казаться нравственным, но по сути вы такой же предатель, как я, и душа у вас такая же черная».

Франсуаза покраснела. Она и сама тоже начинала ощущать ее как смешной изъян – эту легендарную нравственность, над которой исподтишка снисходительно посмеивались; возможно, пройдет не так уж много времени, и она от нее избавится. Франсуаза взглянула на Пьера и увидела на его лице нерешительное выражение, отражавшее не слишком чистую совесть. Видно было, что слова Ксавьер смутно польстили ему.

– Полагаю, эту попытку примирения она ставит мне в упрек как доказательство бесчувственности, – сказала она.

– Не знаю, – отвечал Пьер.

– Что было еще? – спросила Франсуаза. – Выкладывай всё, – добавила она в нетерпении.

– Ну, Ксавьер сделала злобный намек на то, что она именует самоотверженной любовью.

– Каким образом?

– Она продемонстрировала мне свой характер и с притворным смирением сказала: «Я прекрасно знаю, что очень часто бываю с людьми невыносимой, но что вы хотите? Я-то ведь не создана для самоотверженной любви».

Франсуаза пришла в замешательство; это было обоюдоострое вероломство: Ксавьер упрекала Пьера в том, что он оставался чувствителен к столь унылой любви, которую сама она беспощадно отвергала. Франсуаза далека была от того, чтобы подозревать размах подобной враждебности, где смешивались ревность и досада.

– Это всё? – спросила она.

– Кажется, да, – ответил Пьер.

Это было не все, но Франсуаза почувствовала вдруг усталость расспрашивать; она знала уже достаточно, чтобы ощутить на губах коварный привкус этой ночи, когда торжествующая злоба Ксавьер вырвала у Пьера множество мелких предательств.

– Впрочем, знаешь, мне плевать на ее чувства, – сказала она.

Это было правдой. На этой крайней точке несчастья ничто уже не имело значения. Из-за Ксавьер она почти потеряла Пьера, а взамен Ксавьер отвечала ей лишь презрением и ревностью. Едва примирившись с Пьером, Ксавьер тотчас попыталась установить между ними скрытное сообщничество, чему он противился лишь наполовину. Эта покинутость, в которую оба они ввергали Франсуазу, была таким неизбывным опустошением, в котором даже не оставалось больше места ни для гнева, ни для слез. Франсуаза ничего уже не ждала от Пьера, и его равнодушие ее больше не трогало. Со своего рода радостью она ощутила, как перед лицом Ксавьер в ней поднимается что-то черное и горькое, чего она еще не знала и что казалось почти избавлением: то была ненависть, могучая и свободная, расцветавшая теперь без стеснения.

Глава XVI

– Думаю, мы наконец добрались, – сказал Жербер.

– Да, наверху виднеется дом, – согласилась Франсуаза.

Они много шагали весь день, и вот уже два часа тяжело поднимались; спускалась ночь, было холодно. Франсуаза с нежностью смотрела на Жербера, шедшего перед ней по крутой тропинке; шагали они оба одинаково, их одолевала одна и та же счастливая усталость, и вместе они молча представляли себе красное вино, суп и огонь, которые надеялись найти наверху. Такие появления в унылых деревнях всегда походили на приключение. Они не могли угадать, сядут ли они на краю шумного стола на крестьянской кухне, или отужинают одни в глубине какой-нибудь пустой придорожной харчевни, либо окажутся в удобной маленькой гостинице, уже заселенной путниками. В любом случае они бросят в угол свои рюкзаки и, расправив мышцы, с довольным сердцем проведут бок о бок спокойные часы, обсуждая этот день, который они прожили вместе, и составляя свои планы на завтра. К теплу такой близости Франсуаза спешила гораздо больше, чем к роскошному омлету и крепким деревенским напиткам. Порыв ветра хлестнул ее по лицу. Они прибыли на холм, который возвышался над веером долин, утопавших в неверных сумерках.

– Мы не сможем поставить палатку, – сказала она. – Земля слишком намокла.

– Наверняка найдем какой-нибудь сарай, – ответил Жербер.