Не шутя, я смешался. Федосья презрительно посмотрела на меня и, взмахнув вальком, стала колотить им белье, заглушая свое ворчанье. Однако я слышал фразу:
— Прах вас всех возьми! Провалились бы и с уткинским-то барином!
На рябом ее лице появились красные пятна, и я решил не досаждать ей больше вопросами, чтобы не приобрести слишком сильного врага в камеристке Феклуши. Уходя от нее, я сказал:
— Все прямо надо идти?
Федосья кивнула головой и крякнула, выжимая мокрое платье, которое скрутила в жгут.
Обойдя мыс, где она мыла, я расположился за кустами, чтоб отдохнуть и потом идти далее. Кругом была тишина; ворчанье Федосьи и плеск белья разносились далеко. Не прошло десяти минут, как раздался на другом берегу резкий голос:
— Федосья! А Федосья!
Я увидел из-за своей засады Прохора, появившегося с бочонком за спиной у берега. Прохор сбросил бочонок с плеч наземь и, подняв теплую шапку кверху, сказал с насмешливою учтивостью:
— Наше вам, Федосья Петровна!
— Ишь нечистая-таки тебя принесла! — раздался сердитый голос Федосьи. — Какой леший угораздил тебя отдать лошадь-то?
— А что?
— Пустая голова. Ведь я думала, ты ее выпряг. Смотрю, лошадь пощипывает траву наверху; кричу: Прохор! Глядь, чужой, я загляделась да и упусти новое белье барышнино, только что на ярмонке сшили.
— Э, э, э! — протяжно произнес Прохор.
— Э, э, э! Козлиная борода, — продолжала Федосья, — вот теперь где ее искать. Так вот и понесло ее, словно кто ей обрадовался.
— Ну что ж? Видно, ведьме какой понадобилось ваше белье! — шутливо заметил Прохор. — Так и не удержала? — прибавил он с участием.
— Ведь полез было в воду — поймал бы, да струсила барышня!
— Что ты?
— Вот те Христос!
— Вот как! А где он?
— Пошел к нам. Барышня побежала домой, чтоб Оську прислать.