Истории-семена

И набрав в грудь отчаяния и мужества, добавил:

– Не во всём я был подлецом. Я ведь любил тебя, Арэлия! Любил! Да, я убил тебя в момент отчаяния и страха. Даже когда ты открылась мне и стала женою пред водами моря. Даже когда твои уста в самой нежнейшей из улыбок, с величайшей радостью и трепетом поведали мне, что под твоим сердцем пульсирует жизнь моего сына. Даже тогда мои руки не дрогнули. Но, Арэлия, не было и дня, чтобы я не жалел о своём злодеянии. Я мучился и тяготился злодейством. Я не ненавидел себя и клял. Но тебя уже не мог вернуть.

«Всё слова. Пустые мужские слова. Ты себя жалел, а не меня и наше дитя».

– Арэлия! Прими меня! Молю!

Капитан в безумном исступлении бросил штурвал и на глазах изумлённой команды, которая, к слову, ничего кроме завываний ветра да рёва волн, не слышала, ринулся к борту. Но его намерение тут же осадила высокая пенная волна. Она хлыстом прошлась по юноше и отшвырнула его далеко от рокового края.

«Живи и помни, Сандер, – разнеслось со всех сторон. – Живи и знай: не достоин ты дна морского. Но и смерти ты не заслуживаешь. Не прощу, так и знай…. Но всё ж дам тебе ещё шанс. Ещё ночь. Разве что боги вразумят тебя и сердце твоё. Чему я уже не верю».

Массивные тучи безжалостно сомкнулись, скрыв полностью небеса. Луна и её спасительное свечение пропали, предоставив одинокому галеону бороздить в кромешной тьме. Капитан вновь вернулся к кольцу штурвала и простоял за ним безмолвно до первых утренних просветов. После чего он скрылся в своей каюте, где как хорошо было известно всей команде, в полном одиночестве намеревался дожидаться следующей полной луны.

Буря

Скверные рифы на то и скверные. Никто не может пройти мимо невредимым. Уж прокляты они или заговорены, доподлинно неизвестно, но сила за ними чувствуется. Всяк моряк, что избороздил Долгое море вдоль и поперёк, предпочтёт пропороть глотку бешёному урагану, нежели соблазниться обманом покойной воды тех мест.

Мерти не был исключением. К своим неполным тридцати он дослужился до штурмана, и на «Крылатой Морне» хорошенько исколесил Долгоморье, стоя за штурвальным колесом. Капитан по-своему уважал Мерти, тот проявлял умеренность во всём: драки не жаловал, выпивкой особо не баловался, за девками в каждом порту не волочился, да и причащался по святым воскресеньям. Не моряк, а селянин, ей богу.

Но было в Мерти что-то, что и отталкивало. Угрюмость, какая-то. Лет десять назад его бы не отличили от остальных матросов Морны, лихой повеса, да сорвиголова. К тому ж повезло парню, не уродом родился, девки к нему липли как мухи. Но какая-то история приключилась с ним на островке посреди Долгого моря, сломала она его. Мрачным он стал, замкнутым, а так – надёжный моряк.

Случилось так, что «Крылатая Морна», гружёная под завязку китовым жиром, следовала обычным курсом к берегам пёстрой восточной страны. Зная, что на пути следования встанут Скверные рифы, капитан благоразумно увёл дальше от берега корабль. Но как только Морна поравнялась с рифами, погода вдруг изменила морякам.

Средь ясного дня на судно налетел чудовищной силы ветер, он принялся рвать белоснежные паруса и силился опрокинуть Морну на бок. Вода взбунтовалась, волны с жутким рокотом обрушивались на корабль, заливали палубу, слизывали зазевавшихся матросов. Мерти едва стоял на ногах, морская вода наотмашь хлестала его по ногам, била в грудь, щипала солью глаза, горела в носу и горле.

Ветер принёс облака, тяжёлые, злые, полные воды и огня. Будто и без них в море воды не хватало. Вспыхнула искра, росчерк раскалённой добела молнии прошил свинец неба, и проклятый небосвод сотряс оглушительный раскат грома.

Морну оттаскивало к берегу, к рифам. Как штурвал ни крути, как не рви жилы, а отвести корабль от гибели Мерти был не в силах.

– Мерти! Бери тех, кто остался и спускай шлюпку! – раздался приказ капитана, заглушаемый рёвом безумной воды и завыванием лихого ветра.

– Но как же Морна? – штурман не смел отпустить колесо штурвала.

– Ей конец, Мерти, а людей ещё можно спасти, – капитан обречённо смотрел на клокотавшую воду за бортом. – Мы идём прямо на рифы. Ты знаешь, что это конец. Пока не поздно. Спускай шлюпку! Это приказ, штурман!

Как истинный капитан, он проследил за спуском людей, не пожелав притом занять место среди них. Кылатая Морна – его жизнь и дом, сердце которому было отдано семнадцать лед назад. Хороший капитан не изменяет привычкам и привязанностям. А если твоя жизнь идёт ко дну, какой смысл искать спасение на берегу, когда море было твоей истиной, страстью и воздухом, которым ты жил?

Мерти и сам был готов с радостью разделить одинокую волю капитана на двоих, но как старший, которому вверили чужие судьбы, не посмел прекословить. Он подчинился, в тайне призывая на свою голову одну из волн.