Морской берег затопило отчаяние. Три фигуры, три жертвы неумолимого шторма у самой кромки пенной воды. Одна из них, совсем юная девушка, златовласка, склонилась над сестрой, что опередила её в миру на семь лет. Черноволосая голова девы безжизненно покоилась на коленях младшей, а та обнимала её, судорожно и ласково, взывала со всей болью. Несколько малых обломков корабля с волнами наплывали на подол платья бездыханной девушки, тёмного, как утреннее небо в бурю, и, задержавшись недолго, тут же отчаливали обратно, чтобы вновь вернуться.
– Лори!
Глаза цвета зимнего неба застыли на бескровном лице. Несколько тёмных прядей змейками проползли по бледной щеке и остались лежать на ней. Посинелые губы, прежде алые, раскрылись и замерли на полуслове. И её рук коснулась синева. Милых, ласковых рук. Тех, коими сыграно столько песен на клавесине, которыми сплетено столько покрывал кружева, которыми написано столь много дорогих и близких сердцу словечек.
– Флора!
Боль жгучая, что горче соли. Боль неистовая, что сильнее промозглого ветра и хладных морских вод. Они соединились в крошечной фигурке на бесконечном, истерзанном утренней бурей берегу, они влились в имя, стоившее жизни.
Третий, тот, кто спас, помог дотянуть до берега в этих длинных неудобных тяжёлых платьях, – мужчина лежал тут же. Молодой и прекрасный как древний бог, нагой и с рыбьим хвостом вместо ног. Зеленовато-солнечные волосы его, длинные и волнистые, разметались на песке подобно отторгнутым морем водорослям. Он еле дышал, жаберные щели под рёбрами вздымались и опускались с трудом. Почти все силы он отдал на спасение сестёр, но более ради той, чьи небесные глаза застыли, с удивлением взирая ввысь.
– Сестрёнка, Лори, молю, очнись!
Златовласка не верила, не желала верить. Нет, кто угодно, но не она, не та, что была её сердцем. Как ей жить дальше без сердца? Смерти подобно. Без печальной улыбки. Без обожаемого носика, который так забавно вздрагивал, когда его хозяйка хмурилась. Без лукавства милых сёстриных глаз, что в грозу наливались свинцом, а в радость – лазурью. Как? Смерти подобно.
Зачем они дали согласие на то путешествие? Утро, а будто уже сто лет кануло вместе с каравеллой. Господи! Матушка и батюшка так и не узнают! Будут ждать, волноваться, а корабль так и не войдёт в порт. И ей не выбраться с этого острова, да и ни к чему уже.
– Лори! Ответь мне! Не смей меня бросать, Флоранс Д,Оранж, слышишь?
Мужчина шевельнулся, стон вырвался из его бледных уст. Рука, усыпанная перламутровыми чешуйками, потянулась и нащупала безжизненную кисть той, что в ушедшую ночь стала превыше жизни. Его пальцы сомкнулись на её холодных перстах. Вновь стон боли вырвался из его груди.
– Живи! – прохрипел он, из последних сил стискивая хрупкие ледяные пальчики.
– Ты умрёшь, Аэрин, – предостерегла его златовласка. – В тебе жизни осталось чуть.
Но он будто не слышал, сжимал сильнее последнее объятие, пусть и пальцев.
– Живи!
– Остановись, Аэрин! – Сердце девы наполнилось жалостью и благодарностью к возлюбленному сестры. – Вернись в море, живи. Ещё есть шанс, для тебя.
– Как жить без сердца? – услышала она в ответ слова, что сама готова была бросить миру. – Живи!
Он застыл подле той, чью ладонь на последнем вздохе сжимала его рука. Глаза цвета молочного моря, широко распахнутые, устремили вечный взор в поднебесье.
Вокруг всё замерло. Чайки опустились на воду и не смели издать ни звука, вода присмирела и угомонила ход волн. Даже взбалмошный ветер, и тот, схлынул и затаился на серых камнях, облепленных бурыми водорослями. Мир прощался с жизнью.
Вдруг по бледному лицу темноволосой девы пробежала лёгкая тень. Она едва тронула ресницы, коснулась кончика носа и нырнула в полураскрытый рот, приласкав бескровные уста. Дрожь сотрясла тело, от кончиков ног до головы. Вода, что вытолкнула жизнь из тела, исторгалась чьей-то сильной волей, дабы освободить место изгнанной жизни.
ebooksa