Истории-семена

А чайки, как ни в чём не бывало, рассекали остывавший воздух и что есть мочи кричали.

– Да что же с вами не так? Устанете ль вы когда-нибудь? – сотряс долину её яростный вопль.

Мигнул и растаял малиновый отсвет. Темнота заволокла небосвод тёмно-синей шалью, сбрызнув темень десятком серебряных звёзд. Ветер, что вольно носился по Дивной долине, затерялся в потёмках и остался до утра на постое у ящера в глубокой пещере, всё равно ночью тот бодрствует. Так что ж ночлегу простаивать зря?

Она смотрела в ночное небо на расцветавшие созвездия, чаек она не видела, но они были там. Дерзкие птицы бесстрашно резали крыльями высь и кричали.

Тогда она смирилась и, подобрав лапы, что вековыми столпами давили землю долины, удобно устроилась на камнях.

– Вы умрёте, верно? Если прекратите и сдадитесь?

В ответ небо огласилось зычным, надрывным кличем. Чайки кружили над ней за неимением облаков и солнца.

Яснопад

Тёплый июльский день подходил к концу. Солнце наполовину шагнуло за горизонт, лениво волоча золотистую мантию. Воздух потихоньку остывал, насыщаясь янтарными тягучими сумерками. Тени удлинялись и срастались в одну. И вот бледно-голубое небо сделалось золотисто-розовым, когда дневное светило, наконец, целиком погрузилось в страну снов.

На небосклоне, чьё полотно гасло вместе со всем миром, распустилась первая смелая звезда. Её огненное свечение бесстрашным маяком будило и призывало дремавших в дневную пору сестёр, и те робко, по одной расцветали на тёмно-сером, чахнувшем небе.

Когда звёздных светочей зажглось вдоволь, и своими соцветиями они образовали затейливые рисунки-созвездия, один мальчик, не любивший рано ложиться в кровать, прильнул к окошку своей спаленки и обратил любознательный взор в затухавшую высь.

Вскоре небосвод набух и полностью пропитался чернилами ночи, звёздных цветов на нём распустилось ещё больше: точно некто рассыпал щедрые россыпи самоцветов. Мальчуган приметил: одни звёзды мерцали холодным белым светом, другие искрились голубоватым и лютиковым, но были и те, что изливали сверху рубиновый да изумрудный свет. Чудно, однако. Но любимицей была, безусловно, та, первая. Она, единственная, выдавала рыжину отваги и смелости, и другой такой во всей бесконечной вышине было не сыскать.

– Не спится?

Мама вошла в мальчишескую комнату тихо. Сынишка вздрогнул от её негромкого голоса, но не оторвал пытливого взгляда от окна.

– Не будешь спать, всё пропустишь, – ласково добавила мама, присев на край пустой кроватки. – И звезда к тебе не прилетит.

– Это как это? – удивился малец и обернулся.

В комнатке давно царил полумрак: при свете ночника так плохо видны звёзды с улицы. Мальчишка всмотрелся в материнское лицо, и тут же подметил: в звёздном свете, щедро сочившемся в спальню, мамины глаза горели точь-в-точь, как тот светоч-маяк за окном.

– Если ляжешь в постель и укроешься одеялом, я тебе расскажу, – пообещал мамин голос.

– Ладно, – согласился сынишка, однако, твёрдо решив, как только мать покинет спаленку, он стразу вернётся к наблюдательному посту у окна.

И вот мягкий матрац прогнулся под телом, коварная пухлая подушка заботливо обхватила голову, а невесомое одеяло накрыло сверху, точно сотканная из воздуха мантия. Наверное, у солнца такая же, подумалось мальчику. От этой мысли стало весело и уютно. Мама заботливо подоткнула концы одеяла.