Истории-семена

22
18
20
22
24
26
28
30

Напротив окна, позади кровати Рони, высился платяной шкаф с зеркалом во всю дверь. Если отвернуться от окна, то Кота можно запросто наблюдать и в зеркальном отражении. Мальчик так и сделал, обратил взор к высокому зеркалу. Вроде бы всё привычно по ту сторону зеркальной глади, тот же Кот, словно страж меж горшочков, луна в ореоле тонких облаков в окне за ним. Всё обыкновенно, но в то же время, будто что-то ещё, неуловимое, существовало там. Так удивительно поблёскивали крохотными серебристыми звёздочками очи Рони, да взгляд Котовых медово-леденцовых глаз как-то уж странно зыркал по ту сторону.

Рони давно жаждал спросить Кота: для чего, а, главное, как тот появляется в детской спаленке, да ещё при плотно закрытом окне? У мальчика давно укрепилась уверенность, что усатый гость поймёт его, Рони, и даст ответ совсем как человек, потому что обычные кошки сами собой не возникают в доме (где кошек нет!), на окнах, да ещё на три ночи. К тому же, кроме самого Рони Кота никто не видел, и не слыхивал о нём.

Мальчуган лежал, не отводя взгляда от янтарных глаз таинственного незнакомца, решаясь и одновременно боясь заговорить с Котом. Уж больно пугал и зачаровывал его лучистый свет кошачьих глаз, да и сам Кот сидел столь недвижно, что казался ненастоящим, каким-то нереальным. А латунный круг луны прямиком за Котом в окне, лишь усиливал эффект. Но вот Кот пошевелился. Оцепенение спало, и Рони осмелился.

– Привет, кис-кис-кис, – дрожащим, слабым голоском прошептал он. – Как дела?

От взрослых Рони уразумел, что любую беседу лучше начинать с вопроса: как дела? Это какая-то простая, но вместе с тем магическая фраза, практически всегда располагающая собеседника в твою сторону. Хотя, со Стивом, мальчиком, который ходил с Рони в одну группу детского сада, такой приём не прокатывал: этот задавака либо язык выставлял в ответ, либо демонстративно вскидывал кверху нос и напускал на себя важный вид, дескать, не Рониного ума дело, как у него дела.

Кот не ответил, тогда мальчик позвал чуть громче, решив, что его не расслышали.

– Кис-кис-кис! Привет!

Не мигавшие глазища Кота моргнули.

– Кис-кис…

– Не кискай, тошно слушать, – раздалось недовольство со стороны оконного квадрата.

Рони обомлел: говорил, безусловно, Кот, хоть и не видно было, как раскрывалась его пасть.

– А…э… ки.. ой, привет! – замялся мальчишка, вцепившись в края одеяла, которым он укутался до подбородка.

– Ну, привет, – в виде одолжения отозвался зверь с подоконника. – Дела, как дела. И впредь не смей звать меня «кис-кис». Это оскорбительно для любого кота, а для меня вдвойне.

– Почему? – искренне удивился Рони.

Сколько он себя помнил, все люди вокруг, будь то дети или взрослые, все обращались к кошкам только через «кис-кис», и возражений с кошачьей стороны не наблюдалось. Во всяком случае, Рони не замечал.

– Это то же, если я тебе скажу: «у-лю-лю, малыш, иди ко мне, у-лю-лю, я почешу тебе за ушком, у-лю-лю», – едко пояснил Кот тягучим, гортанным голоском. – Продолжать?

– Нет, мне не нравится, это неприятно.

–Вот. И нам ваше «кис-кис» неприятно. Оскорбительно.

Что ж, звучит более чем понятно. Рони поёрзал, под одеялом становилось жарковато, но высовывать ногу или руку из-под укрытия, было страшновато. И всё же он должен был дознаться, унять любопытство, застрявшее внутри него малюсенькой, но острейшей из игл.

– Можно задать вопрос? – пискнул у самой кромки мальчик.