Сквозь окна проникали скупые солнечные лучи, и на стене, которая была освещена лучше всего, висело шесть мужских и женских портретов. Брунетти отметил некоторое сходство между вепрем и одним из мужчин; лицо второго напоминало морду пса, терзавшего вепря за заднюю ногу. Интересно, это семейные портреты?
Его раздумья нарушило появление контессы Морозини-Альбани. На ней был простой серый свитер и более темная шерстяная юбка длиной чуть ниже колен. Кажется, у контессы красивые ноги… Брунетти хватило быстрого взгляда, чтобы еще раз в этом убедиться. Из украшений на ней было множество тонких золотых цепочек «манин»[82]. Мать Брунетти и ее подруги мечтали иметь хотя бы одну такую цепочку, а на контессе их сейчас было около тридцати.
Комиссар знал, что эта женщина на два года старше его тещи, но это не мешало контессе Морозини-Альбани выглядеть лет на десять моложе своего возраста. Кожа у нее была гладкая и чистая, и при взгляде на нее появлялись ассоциации со сливками и розами. Брунетти мысленно одернул себя – что за неуместная романтика?
Контесса торопливо прошла через зал, чтобы поздороваться, и, похоже, нисколько не удивилась, когда Брунетти склонился, чтобы поцеловать протянутую ему руку. Подведя гостя к стулу, графиня спросила:
– Могу я предложить вам кофе, комиссарио?
– Очень мило с вашей стороны, контесса, но по пути сюда я успел зайти в кофейню. Достаточно того, что вы любезно согласились встретиться со мной.
Брунетти подождал, пока она опустится на стул напротив, и только потом сел сам. Контесса держалась очень прямо, но при этом так естественно и изящно, что даже мысль о том, что ее спина может соприкоснуться со спинкой стула, казалась кощунством. Профиль графини – комиссар осознал это впервые с тех пор, как они познакомились, – был идеален, с прямым носом и высоким лбом, каким-то необъяснимым образом свидетельствовавшими об оптимизме и энергичности контессы. Карие глаза, настолько темные, насколько это вообще возможно, контрастировали с бледным лицом и казались еще больше.
Свой портфель Брунетти поставил на пол.
– Хочу поблагодарить вас за то, что нашли для меня время, контесса. Я это ценю, – сказал он.
– Книги, которые некогда принадлежали мне, испорчены и украдены, и вы пытаетесь разыскать злоумышленника. Ни о какой особенной любезности с моей стороны не может быть и речи. – Она улыбнулась, смягчая свою ремарку.
Не совсем понимая, упрекнули его или поблагодарили, Брунетти сказал:
– Боюсь показаться чрезмерно меркантильным, но я пришел, чтобы поговорить о понесенном библиотекой финансовом ущербе и, если вы не слишком ограничены во времени, узнать больше об этих книгах. По словам дотторессы Фаббиани, вы весьма в этом сведущи.
По лицу контессы скользнула тень удивления.
– Дотторесса преувеличивает, – произнесла она и добавила, уже уверенно и спокойно: – Но мне все равно очень приятно.
– Она сказала, что у вас особое чутье на книги, – проговорил комиссар. Графиня Морозини-Альбани улыбнулась и вскинула руку, словно желая оттолкнуть от себя этот комплимент. Брунетти продолжал: – Я знаю о книгах очень мало – по крайней мере этого класса. То есть я понимаю мотивы кражи, но почему выбраны именно эти издания и какая их дальнейшая судьба, мне неясно. Где могут быть проданы отдельные страницы? Какова их ценность?
– Жаль, что мы никогда не обсуждали эти темы за ужином в доме Донателлы, – сказала контесса.
– Бывая там, я стараюсь вести себя как муж Паолы, а не как полицейский.
– Но сегодня вы пришли ко мне как полицейский?
– Да, – ответил Брунетти, открывая портфель и вынимая блокнот и ручку. – Одна из украденных книг, – начал он, – была когда-то подарена вами библиотеке. Дотторесса Фаббиани говорит, что это Рамузио, но я понятия не имею о ее ценности.
– Почему это так важно? – спросила графиня.
ebooksa