– Опять? – Он погладил ее по голове, и Мирославе захотелось, чтобы он не убирал руку, чтобы гладил ее так же, как она сейчас гладила Орлика. – Может быть, надо показаться врачу?
– Не надо. – Она улыбнулась. – Это психосоматика, дядя Митя. Последствия пережитой психотравмирующей ситуации и реакция на существующий стресс. Мне уже давно все объяснили.
Он тоже знал, что это психосоматика, потому что сам несколько раз возил ее по врачам. Давно, когда бабушка еще была жива.
– Ее задушили. – Мирослава мягко оттолкнула морду Орлика и направилась к выходу из конюшни.
Снаружи было свежо, в траве бодро стрекотали цикады. Она села на лавочку, вытянула вперед скрещенные ноги. Дядя Митя сел рядом, накинул на ее плечи свою ветровку, вложил в ладонь леденец.
– На-ка.
Это была его специальная терапия. Он всегда носил с собой леденцы для Мирославы. Она любила «Дюшес». Иногда леденцы помогали лучше прописанных таблеток. Но это было так давно, а конфетки все еще при нем. На всякий случай.
Мирослава сунула леденец в рот, закрыла глаза.
– Я почти уверена, что ее задушили, – сказала, не открывая глаз. – Там не было видимых травм. Понимаешь? Травм не было, а девочка умерла. И лицо… Дядя Митя, он залил ее лицо свечным воском!
Неожиданно для самой себя Мирослава расплакалась. Последний раз она плакала на похоронах бабушки, а с тех пор никогда. Как-то обходилась дыхательными практиками, а теперь вот сдалась.
Он не утешал ее, даже больше не гладил по голове. Он просто ждал, когда она наревется и успокоится. Он тоже знал толк в психотерапии.
– Его же тогда не нашли, – заговорила Мирослава, вытирая лицо рукавом его ветровки. – Его искали, но так и не нашли. Решили, что он уехал или сдох. Дядя Митя, я так хотела, чтобы он сдох! И что теперь? Он вернулся?
– Мира… – Все-таки он погладил ее по голове. – Еще ничего не известно. Нельзя верить слухам.
– Я верю не слухам, а своим собственным глазам. Я видела эту девочку. И я помню, на что способен этот гад…
– Мира, тогда все было не так.
– А как? Как тогда все было? – Она заглянула ему в глаза, попыталась пробиться сквозь бликующие стекла очков. – Я тогда была еще ребенком. Я почти ничего не помню. А то, что помнила, меня заставили забыть.
– Для твоего же блага, Мира. – Дядя Митя покачал головой. – Ты не спала по ночам, кричала так, что будила соседей. И все время боялась.
– Я боялась, что он снова за мной придет, – сказала она шепотом.
– Он не придет. Никто тебя больше не обидит.
– Тогда ты тоже так говорил.