– Ужас какой. – Она и в самом деле боялась. Верила ли в его байки – дело другое, но боялась точно.
– Вот я и подумал, раз на затоне бывают такие водовороты, то всякое могло случиться… – Он многозначительно замолчал, поражаясь собственной изворотливости и смекалистости.
– Когда? – спросила Мирослава.
– Тогда. – Ответил он. Мог бы сделать многозначительную паузу, но не стал. – Тринадцать лет назад на вас напали неподалеку от затона.
– Не вижу связи. – Она помотала головой, словно стряхивая наваждение.
– На вас напали, а возможный преступник пропал без вести.
– Разумовский? – Мирослава склонила голову на бок.
– Вы тогда так и не дали внятных показаний, – сказал Самохин мягко.
– Я была еще ребенком.
– Понимаю. – Он кивнул, пошарил по карманам и, не найдя сигарет, сложил ладони на коленях. – Но сейчас вы взрослая и, мне кажется, очень здравомыслящая девушка. Возможно, за эти годы вы что-нибудь вспомнили. Или что-то могло измениться в вашем мировосприятии.
– Я не вспомнила, – сказала она довольно резко, и Самохин подумал, что не такая уж она взрослая и здравомыслящая. Как бы ни хотелось Мирославе Мирохиной отгородиться от прошлого, детская травма все равно давала о себе знать. – И при чем тут Разумовский? Вы предполагаете, что это он тогда нападал на детей?
– Убивал, – поправил Самохин мягко, но твердо. – Выжить удалось только вам одной, Мирослава.
– В этом есть моя вина?
– Ну что вы! Я такого не говорил!
И не говорил, и даже в мыслях не имел. Он просто кружил вокруг этой девочки, как волк кружит вокруг отбившейся от стада овечки. Волк хотел кушать, а он хотел добиться правды. И точно не любой ценой. Как ни крути, Мирослава и тогда была жертвой, и сейчас ею оставалась. Просто не осознавала. Или наоборот очень хорошо осознавала? Самохин решил не лезть в дебри психологии, ему и криминалистических дебрей хватало.
– Тогда объясните мне наконец, к чему вы клоните! – А она взяла себя в руки. И даже голос ее теперь звучал твердо и уверенно, безо всякой старушечьей хрипотцы.
– Если предположить, что на вас напал Разумовский… – Он вздохнул, ожидая возражений, но возражений не последовало. Мирослава ждала. – Если просто предположить, что это был он, тогда получается, что его спугнули.
– Дядя Митя.
– Да, дядя Митя. – Вот как она может – ласково и тепло. Помнит чужую доброту, уважает своего спасителя. – Он спугнул преступника. И куда, по-вашему, тому было деваться? Куда бежать?
– Я не знаю. – Мирослава пожала плечами.