– Но вы все равно могли бы оказать помощь следствию, Мирослава Сергеевна.
– Какую? – Ей было интересно. На самом деле интересно, что он такое придумал.
– Составьте как можно более подробный список людей, которые жили, учились или работали в Горисветово тринадцать лет назад и которые до сих пор тут живут. Как думаете, сколько их таких наберется?
– Потенциальных маньяков?
– Потенциальных свидетелей.
Она задумалась, прикидывая что-то в уме, а потом сказала:
– Я думаю, с десяток наберется, но мне нужно время, чтобы всех вспомнить.
– Я вас не тороплю. До завтрашнего полудня управитесь?
– Постараюсь.
Мирослава многозначительно глянула на наручные часики, давая понять, что аудиенция закончена. Вообще-то, Самохин сам решал, когда прекращать беседу со свидетелем, но на сей раз решил уступить. Есть люди, на которых лучше не давить. Мирослава Мирохина была именно из таких. Однажды ее уже почти додавили, больше она не дастся.
– Премного благодарен! – Со стариковским кряхтением он выбрался из кресла, уставшие за день ноги загудели. – Так я загляну к вам завтра, Мирослава Сергеевна?
– Всенепременно! – перешла она на точно такой же елейный тон. – Можете располагать моим временем!
Вот же язва, а не девица!
Из кабинета Мирослава вышла почти сразу за следователем. Этот дядька вызывал в ней сложные чувства. Он производил впечатление еще не старого, но уже равнодушного, уставшего и давно потерявшего боевой запал человека. Но это ровно до тех пор, пока не начинал задавать вопросы. Странные, заковыристые, временами даже опасные. Пожалуй, старший следователь Самохин был живой иллюстрацией того, что внешность бывает обманчива. Он не собирался заметать это дело под ковер, как сделали его коллеги тринадцать лет назад. Хорошо это или плохо, Мирослава пока не решила. Но то, что в первый же день расследования Самохин обнаружил мертвое тело, говорило о многом. И байки деда-рыбака не имели к действительности никакого отношения. К затону старшего следователя Самохина привело что-то или кто-то не менее опасный, чем Свечной человек.
Вот она и вспомнила, как звали горисветовского маньяка! Свечной человек его звали! И нетрудно догадаться, почему… Понять бы еще, кто такая Хозяйка свечей. Взгляд Мирославы остановился на портрете Агнии Горисветовой. Агния смотрела на нее с внимательным прищуром. Или это просто игра света и тени?
Как бы то ни было, а ей стоило бы получше узнать историю усадьбы. Не ограничиваться скупой информацией, выложенной на сайте школы, а копнуть самой. И копнуть поглубже! Если не получается разобраться с собственным прошлым, то почему бы не попробовать разобраться с прошлым рода Горисветовых? Ночь предстоит длинная, провести ее она планирует в одиночестве. Никаких Славиков! Никаких игр в зай и тигриц! В конце концов, она может просто не открыть дверь.
Прежде чем отправиться к себе, Мирослава уже привычно обошла территорию. Начала с конюшни, но дяди Мити на месте не оказалось. Да и немудрено, часы показывали половину десятого вечера.
Оставшиеся в школе ученики были в своих комнатах. Мирослава вдвоем с Лисапетой дважды пересчитала их по головам. Насчитали тринадцать человек. Вот такая чертова дюжина одаренных, но никому не нужных детишек! Лисапета выглядела смурной и расстроенной. Мирослава подозревала, что это из-за найденного в затоне утопленника, который с великой вероятностью мог оказаться пропавшим Разумовским. Не то чтобы она так уж много помнила из того страшного лета, но кое-что в ее памяти все-таки сохранилось. Наверное, это были безопасные воспоминания, которые не нужно было запирать ни в потайной комнате, ни в потайном ящике. В этих воспоминаниях Лисапета была на десяток лет моложе и на несколько десятков килограммов стройнее. В этих воспоминаниях она была легка и полна оптимизма. Или это был не оптимизм, а влюбленность? Сколько раз маленькая Мирослава видела ее, спешащей по парковой дорожке к Свечной башне? Сказать по правде, много! И выходящей из башни тоже видела. И мечтательное выражение на некрасивом, краснощеком лице помнила.
А вот Разумовского вспомнить никак не получалось. Мирослава даже специально отыскала в школьной библиотеке фотоальбом. Его тем летом по распоряжению Всеволода Мстиславовича вел учитель музыки Исаак Моисеевич. Он приезжал в лагерь из Чернокаменска несколько раз в неделю к кому-то из воспитанников. Мирослава запамятовала, к кому именно. У нее и самой была учительница рисования. Пожилая, степенная дама Амалия Ивановна. Амалию Ивановну неизменно подвозил в Горисветово Исаак Моисеевич. Тогда Мирославе это не казалось странным, а теперь она бы непременно заподозрила этих уважаемых и милых людей во взаимной симпатии. Вот, кстати, и первые кандидаты в список следователя Самохина. И если это список подозреваемых, то следователя ждет великое разочарование, потому что Амалии Ивановны уже несколько лет нет в живых, а Исаак Моисеевич даже тринадцать лет назад производил впечатление безобидного старичка.
Он увлекался музыкой и фотографией. Кажется, фотографией они увлекались вдвоем с Амалией Ивановной. Как бы то ни было, а плодом их увлечений стал фотоальбом. Мирослава просматривала его мельком, когда год назад впервые за долгое время переступила порог усадьбы. Исключительно с целью вспомнить Разумовского, потому что слухи ходили разные, потому что именно его подозревали в тех жутких убийствах. Она посмотрела, даже фотокарточку зачем-то достала из альбома. Она смотрела, мысленно готовясь к панической атаке, понимая, какую дверь может открыть эта ее попытка. Но ни одна дверь не открылась, не дрогнуло ничего ни в душе, ни в сердце. Даже паническая атака не случилась. Мирослава вздохнула одновременно с сожалением и облегчением и вернула альбом обратно в библиотеку. Тогда вернула, а теперь вот подумала, что альбом может пригодиться если не ей самой, то следователю Самохину. По альбому будет проще составлять списки. Не только потенциальных убийц, но и потенциальных жертв…