Как же она не подумала! Почему остановила свой выбор только на одном человеке из своего прошлого? Ведь их было много! Тех, кого она по той или иной причине выбросила из головы.
К библиотеке Мирослава почти бежала. Благо, все обитатели школы уже разбрелись по своим комнатам. Она точно помнила и стеллаж, и полку, но альбома на месте не нашла. А он там был! Мирослава специально встала на стул, чтобы лучше все рассмотреть. Альбом лежал на самой верхней полке еще совсем недавно, на пыльной деревянной поверхности остался чистый прямоугольный отпечаток. Отпечаток был, а альбом исчез…
Мирослава спрыгнула со стула, огляделась по сторонам. Кому мог понадобиться альбом тринадцатилетней давности? А если понадобился, то с какой целью? Вот она хотела с его помощью вспомнить, а тот, кто его забрал, чего хотел? Ответ напрашивался сам собой: чтобы не вспоминали.
Для успокоения совести Мирослава перебрала все книги сначала на одном стеллаже, а потом и на втором. Ожидаемо, фотоальбом не нашелся, но во время этой бесполезной на первый взгляд работы ей в голову пришла замечательная идея, осуществить которую она решила в самое ближайшее время. А пока можно заняться поисками в Интернете. Какое-никакое, а развлечение на ночь.
Мирослава сама себе не хотела признаваться, что боится засыпать. Хуже того, она боялась не только засыпать, она боялась даже оставаться на ночь в своей квартире, но не тот у нее был характер, чтобы сдаваться из-за всякой ерунды! Ей хотелось думать, что по природе своей она боец. По крайней мере, именно в этом убеждал ее психолог. А всему происходящему, всякой там чертовщине, наверняка можно найти объяснение. Почти всегда мистика оказывается мистификацией, надо только копнуть поглубже.
Дома было темно и тихо. Мирослава уже привычно обошла все комнаты, заглянула в санузел, остановила взгляд на ванне. Все сияло чистотой, никакого воска! Если бы она собственноручно не отдирала этот проклятый воск, то могла бы решить, что все это ей просто примерещилось. Мало ли, в какие игры может играть с ней подсознание!
Чтобы продержаться хотя бы до рассвета, Мирослава сварила себе крепчайший кофе, вытащила из заначки плитку бельгийского шоколада и уселась на диване с ноутбуком на коленях.
Первым делом она решила углубиться в прошлое Горисветово, отыскать все, что только можно отыскать, но внезапно выяснилось, что в сети нет ничего сверх той информации, которую она прочла на официальном сайте школы. Агния Горисветова упоминалась лишь однажды в чернокаменской передовице. Упоминалась как весьма благочестивая дама, основательница приюта для сироток. Дальше в передовице шла статья, посвященная Всеволоду Мстиславовичу Горисветову и его благотворительно-просветительским начинаниям, касающимся возрождения семейного дела. Статья явно была рекламно-заказная, поэтому никой пользы не несла. Придется, наверное, копать не на просторах Интернета, а в реальной жизни. На худой конец, можно съездить в Чернокаменск, заглянуть в тамошний музей и архив. Ей ведь давно хотелось смотаться в городок, взглянуть на творения знаменитого Августа Берга, познакомиться с его биографией. Кажется, еще с детства. Мирослава задумалась, вспоминая, откуда в ней этот жгучий интерес к Бергу и его башням.
…Вспомнить получилось, но только голос. Словно бы ей транслировали радиопостановку, без видеоряда. В этой радиопостановке звучал бархатный голос Разумовского. Мирослава была уверена, что это именно он! Голос подхватывало эхо, оттого он дробился, расслаивался и делался словно бы сказочным. Мирослава тогда представляла себя Рапунцель в сказочной башне. В башне, потому что голос Разумовского звучал именно под сводами Свечной башни. Это ее стены меняли его почти до неузнаваемости, вплетая в него ворчливое курлыканье голубей.
Мирослава закрыла глаза, потому что в радиопостановке зрение не только не помогает, но иногда даже мешает. Теперь к звукам прибавились запахи: пыль, известка, растворитель, сырая глина, птичий помет. Тогда ей страшно нравилась эта странная мешанина, сейчас она ее почему-то пугала.
– Август Берг был гением! – Голос Разумовского возвысился, заставляя голубей испуганно затаиться. – Свечная башня последняя башня в списке его творений. Не самая красивая, на мой взгляд, но самая таинственная. Рассказать, почему?
К его голосу тут же присоединился нестройный хор детских голосов. Всем хотелось знать, что такого таинственного в этой Свечной башне. Мирославе тоже хотелось, потому что в башню их не пускали. Это было запретное место! И не из-за таинственности, а из-за ветхости, старой лестницы, химикатов для реставрации.
Тем летом их пустили в башню лишь однажды, пустили на экскурсию, которую проводил для них приехавший из Перми молодой реставратор. Галка Свиридова говорила, что реставратор чертовски красив и чертовски секси. При этом она затягивалась вонючей сигареткой и щурила ярко подведенные глаза. Галке было виднее, к тому времени ей уже было шестнадцать, а осенью должно было исполниться семнадцать лет. Галка разбиралась если не в красоте, то в мужчинах.
А Мирослава не помнила, даже представить не могла, насколько красив и интересен был пермский реставратор. Но он интересно рассказывал! Это она помнила точно. Вспомнила! Ему нравилось то, чем он занимался. Ему нравилась и сама башня, и ее история. Мирослава крепко зажмурилась, чтобы эти робкие воспоминания вдруг не сбежали от нее.
– Ее спроектировали по заказу Агнии Горисветовой, хозяйки усадьбы и основательницы приюта для талантливых сирот.
– Зачем сиротам башня?! – Этот кокетливо-игривый голос точно принадлежал Галке, плевать ей было на историю башни, ей хотелось привлечь к себе внимание Разумовского.
– Свиридова, прекрати кривляться! – а этот раздраженный окрик Лисапетин. Значит, она тоже была с ними на той экскурсии. Да и как могло обойтись без нее?! Она же вожатая! Да, тогда еще только вожатая, а не старшая воспитательница. – Продолжайте, Максим. Мы все вас очень внимательно слушаем.
– Но вопрос правильный, Елизавета.
Уже тогда они обходились без отчеств, общались по-простому, по-свойски. Но если в голосе Лисапеты слышалось обожание, то в голосе Разумовского не было ничего, кроме благосклонной вежливости. Так общается с подчиненными Всеволод Мстиславович, когда хочет расположить их к себе, но при этом держать на расстоянии.
– Так расскажите же нам, Максим! – Снова Галка.