Я уставилась на его красивый профиль и тяжело вздохнула. Он сжал челюсть.
– Моя мать думает, что лучше меня знает, как управлять моей жизнью. Это меня достает.
– Я понимаю. Поверь мне.
Он взглянул на меня.
– Да, может быть, ты знаешь.
Через несколько минут он остановился перед очаровательным домом в стиле декоративно-прикладного искусства с просторным крыльцом и ухоженной лужайкой. Дом был выкрашен в васильковый цвет, а вся отделка – в белый.
– Ты здесь вырос? – спросила я, когда Гриффин припарковался у обочины.
– Да.
– Как мило! – Я вышла и огляделась.
Дома располагались близко друг к другу, у всех были маленькие дворики, но большие веранды, и группы детей играли по всему кварталу. Девочки рисовали мелом на тротуаре и прыгали через скакалку, мальчики катались на велосипедах, а кто-то играл в баскетбол на подъездной дорожке к одному из домов. Район выглядел по-домашнему уютно и безопасно, как будто все дома были членами одной семьи. И это так отличалось от закрытого поселка, полного особняков массового производства, где я выросла, со всеми этими домами, расположенными далеко друг от друга и стоящими в окружении полей для гольфа.
– Там, где ты выросла, было не так хорошо? – спросил Гриффин.
– Ну, нет, было мило, но по-другому. В моем районе не было друзей. Я никогда не играла в классики на тротуаре, не ездила на велосипеде в магазин за мороженным и не имела лимонадного киоска с друзьями. Братьев и сестер у меня тоже не было. Я должна была быть голосом всех моих Барби – может, поэтому я так много говорю.
Гриффин рассмеялся, когда я последовала за ним по кирпичной дорожке. Он помахал группе девочек, пробегавших через разбрызгиватель на лужайке перед домом по соседству, и одна из них помахала в ответ.
– Привет, дядя Гриффин!
– Привет, Мэрайя, – ответил он.
– Твой отец дома?
Она покачала головой, и с ее волос упали капли воды.
– Он на работе. Бабушка здесь.
Гриффин кивнул.
– Это дочь Коула, – пояснил он. – Моя крестница.